Энн Карри - 1415. Азенкур. Новая история

Стремясь рассказать хорошую историю, современные комментаторы склонны выбирать самые сочные фрагменты из каждой хроники, чтобы создать единый рассказ. Но мы должны проявлять некоторую осторожность, используя эти хроники, даже хроники наших очевидцев, в качестве "доказательств". В них приводятся противоречивые сведения, и они были написаны по собственным причинам, что делает опасным принимать их слова за чистую монету. Для французов Азенкур был такой катастрофой, что кто-то должен был быть в ней виноват. Значение битвы было политизировано в контексте предшествующей и продолжающейся борьбы между бургундской и арманьякской/орлеанистской партиями. Даже " Religieux ", ближайший к битве официальный придворный хронист, и другие неприсоединившиеся авторы, такие как " Le Heraut Berry ", чувствовали необходимость подчеркнуть глупость тех, кто советовал дать сражение. Для англичан дело было проще, но не менее серьезным. Азенкур ознаменовал триумф ланкастерского правления Генриха, а также успех Англии в борьбе с ее старым врагом. " Gesta ", возможно, была написана для того, чтобы превознести достоинства Генриха как христианского рыцаря на европейской сцене, особенно на Констанцском соборе, обсуждавшем тогда папский раскол. Тит Ливий писал, восхваляя не только Генриха V, но и герцога Хамфри Глостера в то время, когда политическое влияние последнего пошло на убыль. Более поздние пройоркистские авторы английских простонародных хроник приписывали решение поставить английских лучников за кольями не Генриху, а Эдуарду, герцогу Йоркскому, дяде Ричарда [61] Ричард Плантагенет, 3-й герцог Йоркский (21 сентября 1411 — 30 декабря 1460) — сын Ричарда графа Кембриджа, и Анны Мортимер (1388–1411), глава партии Йорков в начале войны Алой и Белой Розы. , претендовавшего на трон в 1460 году.

В любом случае, мы должны интерпретировать то, что говорится в хрониках, помня о трудностях перевода с языков оригинала и понимания современных нюансов. Там, где их повествования близки или идентичны, это не обязательно подтверждает правдивость, но свидетельствует о копировании и взаимозависимости. Это особенно заметно при рассмотрении трех бургундских авторов, Монстреле, Лефевра и Ваврена , чье текстуальное сходство значительно и еще не до конца изучено. Аналогичным образом, Псевдо-Эльмхем может быть более пространной версией Тита Ливия , а " Liber Metricus " — стихотворной версией " Gesta ". Как мы уже отмечали, многие свидетельства, включая свидетельства очевидцев, были собраны вместе много позже. Память не только ослабевает, но и становится избирательной под влиянием того, что происходит в это время. Все наши авторы писали с оглядкой на победу Генриха в 1415 году, а большинство — после заключения договора в Труа в 1420 году, который сделал английского короля наследником французского престола. Это еще больше усиливает патриотизм английских рассказов и пессимизм французских. Рассматривая наши источники, мы также должны помнить, что битвы по своей сути являются сложными событиями для описания даже для очевидцев. Писателям было трудно разделить события, которые происходили одновременно, или определить время. Автор " Gesta " и другие латинские хронисты находились под сильным влиянием классических текстов, которые они читали. Действительно, все авторы были склонны писать отчеты о сражениях по "шаблону " [62] C. Given-Wilson , Chronicles. The Writing of History in Medieval England (London, 2004), 2. и придумывать цифры для эффекта. Тем не менее, все работы, написанные в течение сорока лет или около того после битвы, остаются ценными источниками доказательств при условии их критического использования. Подобно детективам, историки постоянно ищут новые зацепки. При Эдуарде III ряд королевских писем был отправлен в Англию с войны, что давало более непосредственное представление о событиях и мотивах. [63] См. примеры в книге " The Wars of Edward III. Sources and Interpretations " , под редакцией и с предисловием C.J. Rogers (Woodbridge, 1999). Этого источника не хватает для 1415 года, но мы можем сделать вывод о том, как принимались решения, изучив королевские приказы, записи советов и парламентов, а также дипломатические документы, хотя даже здесь мы должны помнить, что пропаганда и извращение фактов — это не сегодняшнее изобретения. Где мы оказываемся на более твердой почве, так это в финансовых отчетах того периода. [64] В Англии они хранятся в Национальном архиве в Кью. Во Франции они находятся в Национальной библиотеке и Национальном архиве в Париже, а также в различных архивах департаментов и в Британской библиотеке. См. Sources , Chapter 5, for an overview. Поскольку армии обеих стран были платными, мы можем установить их размер, состав и даже имена солдат, тем самым освободив себя от чрезмерной зависимости от повествовательных отчетов.

Главная мысль состоит в том, что вторжение Генриха было личной одержимостью, навеянной его взглядами на королевскую власть. Его армия численностью около 12.000 человек была одной из самых больших во Франции за все время Столетней войны и содержала наибольшую часть лучников на сегодняшний день. Даже несмотря на потери, понесенные при Арфлере, англичане все еще имели грозную и сплоченную армию в этом сражении. Масштабы английской победы при Азенкуре и восхваление Генриха V, последовавшее за этим, скрыли как потенциальную неуверенность его положения дома, так и провал его кампании до момента сражения. Растерянность, которую поражение вызвало во Франции, также скрыла тот факт, что после нескольких лет беспорядков французы были достаточно едины в своей реакции на вторжение. Они вызвали Генриха на битву, в то время как он всячески старался избежать ее. Они выбрали поле битвы — "место преступления", которое мы можем добавить к нашему криминалистическому исследованию наряду с другими местами, которые фигурируют в кампании. Однако в тот день они оказались в замешательстве и без решающего численного перевеса, на который рассчитывали. Даже тогда реакция Генриха была симптомом паники и неуверенности в равной степени, как и его военного гения. Азенкур был и остается шокирующим и удивительным. Он не нуждается в мифологизации.

Генрих V называл себя "королем Франции" с момента своего восшествия на английский престол 21 марта 1413 года. В битве при Азенкуре на его сюрко [65] Сюрко — начиная с XII века длинный и просторный плащ-нарамник, похожий по покрою на пончо и часто украшавшийся гербом владельца. Обычно сюрко был длиной чуть ниже колена, имел разрезы в передней и задней части, без рукавов. были изображены четвертованные гербы Англии и Франции, а шлем был увенчан короной с геральдическими символами обоих королевств. Люди из близлежащего Хесдина, разграбившие его багаж в ходе битвы, нашли две короны: одну он должен был надеть, чтобы предстать перед народом Франции, а другой короноваться в традиционном месте коронации — Реймсе. [66] Sources , 125–6 ( Chronique de Ruisseauville ). Притязания английских королей на трон Франции восходят к прадеду Генриха, Эдуарду III, который начал Столетнюю войну, объявив себя королем Франции в 1340 году, как законный наследник, хотя и по женской линии, покойного короля Карла IV. [67] Различные исторические мнения см. в книге " The Wars of Edward III. Sources and Interpretations " , edited and introduced by C.J. Rogers (Woodbridge, 1999). Историки долго спорили о том, серьезно ли Эдуард относился к получению трона. Хотя он отправился в Реймс с короной в багаже в 1359 году, в следующем году он заключил договор с французским королем Иоанном II, который уже находился в английском плену после его захвата в битве при Пуатье в 1356 году. По договору Бретиньи 1360 года, который стал известен как "Великий мир", Эдуард получил расширенную Гиень (великое герцогство Аквитания со столицей в Бордо), Пуату (графство, с центром Пуатье), Понтье (графство к северу от устья Соммы) и город Кале под полным суверенитетом. Взамен он согласился перестать называть себя королем Франции. Таким образом, получается, что Эдуард просто использовал свои притязания на французский престол для расширения границ и независимости земель английских королей во Франции, южные части которых со времен брака Генриха II с Элеонорой Аквитанской удерживались при условии принесения оммажа [68] Оммаж ( фр . hommage), или гоминиум ( лат . homagium или hominium) — в феодальную эпоху одна из церемоний символического характера: присяга, оформлявшая заключение вассального договора и заключавшаяся в том, что будущий вассал, безоружный, опустившись на одно колено и с непокрытой головой, вкладывал соединённые ладони в руки сюзерена с просьбой принять его в вассалы. Сюзерен поднимал его, и они обменивались поцелуем. французскому королю. Понтье перешел в руки англичан в результате наследования королевы Элеоноры жены Эдуарда I в 1279 году. Эдуард III взял Кале в 1347 году. Эдуард мог просить большего при заключении "Великого мира". В ходе переговоров 1358–59 годов он потребовал другие земли, принадлежавшие английским королям в прошлом: Нормандию, связь с которой восходит к 1066 году, а также Анжу, Мэн и Турень, которые также были частью "Анжуйской империи" Генриха II. Все они были потеряны в правление Иоанна Безземельного, но память об их владении все еще была сильна.