Олег Ивик - О брачной и внебрачной жизни

Девушки тоже стремились замуж. С самого детства девочка чувствовала себя чужой в родном доме. В Книге Песен, древнейшем литературном памятнике Китая, который начал складываться еще в XI веке до н. э., говорится: «Когда рождается мальчик, его кладут на постель и дают ему играть с яшмой; когда рождается девочка, ее кладут на пол и дают ей играть с черепками». Девочке запрещалось играть с мальчиками, даже с родными братьями. Но ее приучали повиноваться этим братьям, закладывая основу грядущего повиновения мужу. Китайцы не воспринимали дочерей как членов своей семьи: ведь им все равно предстояло эту семью покинуть. От дочерей часто скрывали секреты семейного ремесла, чтобы они не передали их семье мужа. Если девушка умирала, не успев выйти замуж, ее поминальная табличка не могла стоять на семейном алтаре в родительском доме: ведь в этом доме дочь была лишь временной гостьей. И родители иногда выдавали ее замуж «посмертно», перенеся табличку с ее именем в дом «мужа».

Если девушке не удавалось выйти замуж, ее положение становилось еще печальнее. Женщины без семьи были в Китае изгоями. Не принятые родительской семьей, они часто оканчивали свои дни в специальных «приютах для старых дев» или вынуждены были становиться проститутками. Поэтому, несмотря на то что жизнь замужней китаянки была полна, по крайней мере поначалу, унижений и тяжелой работы, китайские девушки стремились к замужеству.

Государство (до 70‐х годов XX века) тоже поощряло своих подданных к вступлению в брак. Еще во второй половине I тысячелетия до н. э., по свидетельству книги «Чжоу ли», специальный чиновник вел списки мужчин и женщин, которые приближались к предельному с точки зрения добрых конфуцианцев брачному возрасту — двадцать лет для женщин и тридцать лет для мужчин — и принимал меры по их скорейшему обзаведению семьей.

В китайском мире духов тоже имелось лицо, ответственное за то, чтобы жители Поднебесной не оставались холостяками и старыми девами. Его звали Юэ-ся-лао-жень (Старик-под-луной). Старик владел волшебной книгой, зеркалом и красным шнурком. Сам он, согласно преданию, рассказывал о себе следующее:

Я устраиваю брачные союзы в Поднебесной; из этой книги узнаю судьбу каждого человека; зеркало сказывает мне будущее; этим красным шнурком, чьи ноги я свяжу — те раньше или позже, но непременно будут принадлежать друг другу, то есть будут муж и жена, хотя бы находились, когда я их связываю, в непримиримой вражде…

Имелись у Старика и весы, на которых он взвешивал предполагаемых супругов, дабы узнать, составят ли они счастливую пару. Случалось так, что мнение родителей жениха и невесты не совпадало с мнением Старика-под-луной, но это можно было поправить. Если семья терпела неудачу в сватовстве, люди приходили в кумирню, где стояла его статуя. Жрица устанавливала по обе стороны статуи две палки, символизировавшие юношу и девушку, и связывала их красным шнурком. Считалось, что после этого сватовство должно завершиться свадьбой.

История Китая насчитывает больше четырех тысяч лет. Но китайцы привержены традиции, поэтому можно с уверенностью сказать: свадебный обряд, каким его застали этнографы начала XX века, уходит корнями в далекое прошлое. Примерно так создавались семьи сотни, а может быть и тысячи лет назад.

Иногда жившие неподалеку два клана испокон века обменивались невестами, но инициатива исходила обычно от семьи жениха. Его многочисленные родственники собирались на семейный совет. Особо значимым было мнение брата матери, существовала даже поговорка: «На небесах Небесный владыка, на земле — дядя по матери». Родня подробно обсуждала потенциальных невест. Очень важно было, чтобы фамилия невесты не совпадала с фамилией жениха. При этом степень родства не имела значения, в некоторых местностях было принято жениться на двоюродных сестрах. Но брак между однофамильцами был категорически запрещен, и запрет этот, хотя и был юридически отменен в 1911 году, на уровне традиции сохраняется по сей день. Китайцы верят, что его нарушение грозит и семье, и потомству страшными несчастьями.

На юге Китая девушка считалась созревшей для замужества в пятнадцать, а на севере — в шестнадцать-семнадцать лет. Когда подходящая кандидатура была найдена, прежде чем засылать сватов, надо было получить согласие умерших предков. Предкам приносили положенные жертвы, и если они давали согласие на брак (что подтверждалось гадателями), то отец жениха посылал родителям невесты дикого гуся — символ брачного предложения. Это предложение было лишь предварительным. Гусь гусем, но нельзя же вводить в дом невесту, не зная ее гороскопа. Да и семья невесты обычно не сразу принимала предложение. Впрочем, отвергала она его, даже если жених оказывался совсем неподходящим, тоже не сразу: спешить в этом вопросе считалось невежливым. Поэтому сваты бегали туда и сюда и носили подарки, пока, наконец, родители девушки не выдавали им документ, удостоверявший год, месяц, день и час рождения невесты. Тогда родители жениха составляли аналогичный документ, отдавали обе бумаги гадателям, и те выносили окончательный вердикт.

Теперь наставала пора для обмена брачными поручительствами. В них записывали не только сведения о молодых, но и имена, ранги и должности глав обоих семейств на протяжении трех последних поколений; перечислялись проживавшие с ними родственники; обнародовался список всего семейного имущества. Со стороны невесты прилагался еще и список приданого. Здесь же указывали размеры выкупа за невесту. Выкуп этот назывался чайными деньгами, потому что чай считался символом плодородия и супружеской верности. Так что жених как бы давал семье невесты «на чай», но размер выкупа, конечно, был несоизмерим с «чаевыми».

Поручительства писали на листках «счастливого» красного цвета с изображениями дракона и феникса. Вообще красный цвет в Китае, до того как он стал цветом революции, был цветом свадьбы. Недаром эта церемония называлась хун-ши, что значит «красное дело». Красными были и одежда невесты, и паланкин, в котором ее приносили к дому будущего супруга, и свадебные свечи… Наверное, свадебная процессия в средневековом Китае напоминала первомайскую демонстрацию.

Но до этой процессии еще надо было дожить. А пока что и невесте, и жениху, и их семьям предстояло еще немало церемоний. Впрочем, выражение «надо дожить» не совсем корректно — после подписания контракта жить было уже не обязательно. В случае смерти одного из брачующихся брак мог все равно состояться. Случалось, что невеста становилась вдовой еще до свадьбы, но она все равно переходила в дом умершего жениха. А если умирала она сама, то поминальную табличку с ее именем приносили в дом ее супруга, и его дети от других браков должны были почитать умершую как покойную мать.