Олег Ивик - О брачной и внебрачной жизни

В супружеской жизни молодая жена предпочитала путь Золотой середины, то есть давно проторенный, упорно отвергая все новые и тем более неожиданные тропинки. На просьбу мужа «добыть огонь на горе» она заявляла, что поворачиваться к мужу спиной ей-де неприлично. Когда он заводил разговор об «увлажнении влагой горящей свечи», она ему говорила, что супругу, мол, так будет не слишком удобно. Если Вэйян предлагал ей закинуть ножку повыше к плечам, она уверяла, что это требует от нее больших усилий. Когда приходила минута блаженства, Юйсян никогда не стонала от счастья, как обычно это делают другие женщины («Ох, смерть моя наступила!»), этим самым помогая мужу в ратном деле и укрепляя силы его духа. Юйсян не издавала ни единого звука, будто была немая. Видя, что ее ничем не проймешь, молодой муж весьма огорчился и даже впал в отчаяние.

В конце концов, для того чтобы пробудить чувственность супруги, Вэйян покупает в лавке альбом эротического содержания. Сначала Юйсян, воспитанная, как и все женщины ее времени, на конфуцианской литературе, была возмущена: «Откуда попала сюда эта мерзкая книжка? Она оскверняет чистоту женских покоев!.. Ни за что не поверю, что подобные дела можно назвать приличными!» Но познакомившись с альбомом поближе, молодая супруга не смогла устоять против соблазнительных картинок, снабженных не менее соблазнительными подписями. Например, такими, как изображение и описание позы «Голодный иноходец рвется к кормушке»: «Дева, возлегши на ложе, крепко обнимает возлюбленного, будто хочет привязать его к себе невидимой вервью. Он же, приняв на плечи ее ножки, устремляет нефритовый пест в глубины инь, нисколько не отклоняясь от намеченного пути. Влюбленные уже приблизились к вершине блаженства. Полузакрытые очи устремлены друг на друга, и ловят возлюбленные один другого устами, будто намерены проглотить язычок».

Дело закончилось полной победой даосской практики над конфуцианской теорией. Юйсян не устояла против «Голодного иноходца», равно как и против «Шального мотылька, ищущего аромат»; позднее полюбила она и «Пути обратного увлажнения свечи», и «Добывание огня на горе». После чего вдохновленный муж «купил в лавке много новых книг (не меньше двух десятков), в которых рассказывались истории о „ветре и луне“». Книги эти он разложил на столе так, чтобы жена почаще на них натыкалась, конфуцианские же трактаты, «связав в один тюк, убрал подальше».

Из этого примера видно, что, несмотря на запрет, наложенный властями на эротическую литературу, достать ее можно было без особого труда (по крайней мере, в XVII веке). Подобным же образом обстояло дело и с созданием эротических произведений. При династии Мин, несмотря на все старания авторов «Таблиц достоинств и прегрешений», Китай пережил подлинный расцвет порнографического романа. Правда, при следующей династии Цин, ужесточившей цензуру, эти книги в основном были уничтожены и сохранились либо в японских переводах, либо у редких коллекционеров. Но зато во множестве сохранились гравюры эпох Сун, Юань, Мин и Цин (то есть с середины X до начала XX века), на которых изображены весьма пикантные с точки зрения европейцев сцены.

Например, при любовном акте очень часто присутствуют служанки — они читают вслух стихи, поглаживают своих хозяев или же подносят им освежающие напитки. Иногда служанку или наложницу могли использовать в качестве подушки или подставки, как это показано на альбомных картинках и свитках XIX века. Изображения такого рода в последние четыре века считались неприличными, но тем не менее имели хождение.

При «продленном сношении», которое могло затянуться на полночи (или полдня), трудно обойтись без напитков, да и чтение стихов может скрасить долгие часы даосской практики. Люди занятые — правители, чиновники, торговцы — случалось, принимали в это время посетителей. В романах и в придворных записях часто упоминается, как чиновник проводит совещание или подписывает бумаги, не отрываясь от женщины. Люди более легкомысленные могли заниматься сексом на свежем воздухе, например в саду, принимая к сведению комментарии прохожих и пикируясь с ними через невысокую ограду.

Какие бы нравственные требования ни выдвигали последователи Конфуция к литературе и искусству, у авторов всегда была возможность обойти их. Дело в том, что в китайской литературе и живописи издавна сложился особый код, своего рода эзопов язык, с помощью которого самые обыденные понятия получали эротический подтекст. Так, «воробьем» называли фаллос, две рыбки, игравшие в воде, символизировали сексуальную удовлетворенность, заяц означал мужскую активность, а выражение «ловить зайца» означало «отправиться в публичный дом». «Цветы сливы» ассоциировались у китайцев с девицами легкого поведения, соответственно, если «цветы сливы расцветали второй раз», имелось в виду, что произошло повторное соитие. Выражение «конь бьет копытом» означало одну из поз, уточки-мандаринки тоже обозначали сексуальную позу, но они же служили символом супружеской верности. Сексуальный подтекст имели едва ли не все животные, светила, страны света, музыкальные инструменты, цвета, звуки… Горы на рисунке символизировали женские груди, мост обозначал область между анальным отверстием и влагалищем, задний дворик ассоциировался с гомосексуальным актом… Таким образом, даже самые строгие запреты не мешали китайцам не только заниматься сексом, но и воспевать любые его виды.

Интересно, что конфуцианцы на эротические сюжеты, недопустимые в живописи, смотрели сквозь пальцы, если они были использованы в графике. Графика считалась изначально вульгарным искусством, поэтому и требования моралистов к ней были ниже.

Проведенный голландским китаеведом и дипломатом Робертом Хансом ван Гуликом анализ эротических гравюр эпохи Мин показал, что на половине из них во время акта присутствуют третьи (а иногда и четвертые, пятые и т. д.) лица — участники, помощники, наблюдатели. Кстати, «классическая поза» представлена лишь на каждом четвертом изображении. На каждом пятом женщина занимает позицию сверху, и наконец, на каждом сотом изображены лесбийские пары.

Лесбийская любовь и самоудовлетворение у китайских женщин никогда не считались чем-то постыдным, поскольку обитательницам гаремов приходилось так или иначе решать свои сексуальные проблемы. Гаремы имелись у множества жителей Поднебесной, а уж одна-две наложницы, в дополнение к главной жене, и вовсе были делом обычным. Когда население растет, невест всегда бывает больше, чем женихов, поскольку они обычно моложе и, значит, принадлежат к чуть-чуть более многочисленному поколению. Кроме того, китайские мужчины чаще, чем женщины, принимали монашество. Поэтому наложниц, как правило, хватало на всех. А вот способности удовлетворить их, несмотря на все старания даосских наставников, хватало не всем. Надо полагать, ситуация стала еще острее после того, как изучение сексуальных трактатов стало уделом избранных…