Олег Будницкий - Другая Россия. Исследования по истории русской эмиграции

Подобно генералу Врангелю, С. Н. Палеологу было ясно, что тайная борьба против большевиков, если она ведется открытой эмигрантской организацией (в данном случае Русским Обще-Воинским Союзом), будет или идти впустую, или под неослабным наблюдением заграничного ГПУ. Поэтому С. Н. Палеолог с 1 мая 1930 года открыто порвал с «фондом спасения Родины» и перешел в Братство Русской Правды, тайную противобольшевицкую организацию, которая, законспирировав всю свою деятельность и своих руководителей, словом и делом ведет внутри России через русский народ свою анти-большевицкую работу по взрыву коммунизма внутри России. Для помощи БРП С. Н. Палеолог основал Русскую Освободительную Казну в память Царя-Мученика Николая II, которая за год своего существования постепенно стала привлекать к себе сочувствие наиболее патриотически настроенных и не зараженных партийностью русских людей [472].

Палеологу удавалось собирать, в общем, довольно приличные деньги. В «Царском вестнике» в начале 1930‐х годов сообщалось, что он собрал

1) На Русскую Армию, голодавшую в Галлиполи — 100 000 динар (далее все суммы — в динарах. — О. Б. ); 2) в Казну Великого Князя Николая Николаевича — 1 350 000; 3) Борису Коверде — 5000; 4) на Топчидерскую здравницу имени ген. Врангеля — 150 000; 5) в фонд по увековечению памяти ген. Врангеля — 200 000; 6) в Русскую Освободительную Казну для Братства Русской Правды — 200 000 [473].

Палеолог отличался некоторой оголтелостью; ему были свойственны, с одной стороны, завышенная самооценка, с другой — вера во всевозможные заговоры, среди которых масонскому отводилось, разумеется, почетное место. Вот что он писал М. Д. Врангель, к примеру, об одном из самых верных врангелевцев В. Х. Даватце, авторе апологетической по отношению к генералу книги «Русская армия на чужбине» (Белград, 1923, в соавторстве с Н. Н. Львовым) и одном из редакторов белградского «Нового Времени»: «Вы, конечно, уже знаете о преждевременной и напрасной кончине „Нов[ого] Времени“. Белградская молва уверяет, что эту газету угробили единодушными усилиями гг. Даватц и Рыбинский». По сведениям Палеолога, Даватц достиг столь высокого положения среди масонства, «что ему неудобно было в этом качестве продолжать работать в „Новом Времени“, а для того, чтобы отличиться перед массонами, он его и угробил» [474].

В начале 1930‐х годов излюбленной мишенью РП стал Сталин. В одном из номеров была изображена голова вождя, насаженная на пику (1930. № 11–12), из номера в номер повторялись заключенные в рамку частушки:

Приход к власти Гитлера вдохновил Соколова на следующие строки:

Возможно, Брат № 1 первым в эмигрантской печати высказал (во всяком случае, в стихотворной форме) пожелание о пришествии Гитлера в Россию:

Пока же Гитлер не пришел, «Братчик, бей неутомимо, не давай ни разу мимо!» [478].

История отставки Соколова-Кречетова с поста Брата № 1, знаменовавшая по существу конец самого Братства Русской Правды, выглядит в изложении А. А. Вонсяцкого, ставшего, по его собственным словам, «третьим китом» Братства после смерти герцога Лейхтенбергского, следующим образом. Вонсяцкому, возглавлявшему Северо-Американский центр Братства и ставшему главным спонсором организации, в апреле 1932 года стало известно, что один из членов Верховного круга — агент ГПУ. Вонсяцкий немедленно отправился в Европу, где посетил Краснова в Сантени близ Парижа, а затем Парамонова и самого Соколова в Берлине. Методом исключения Вонсяцкий пришел к выводу, что провокатор — секретарь Верховного круга Кольберг. Однако Соколов категорически отказывался верить, что его правая рука — предатель.

Тем временем ГПУ, по мнению Вонсяцкого, решило провести «активное мероприятие» и покончить с Братством. В июне 1932 года в США отправилась делегация в составе Кольберга и парижских «братчиков» — шофера такси светлейшего князя В. Л. Голицына, якобы имевшего связи среди богатых американцев, и графа В. В. Мусина-Пушкина. Делегаты, среди прочего, намеревались заинтересовать нефтяную компанию «Стандард Ойл» планом взрыва Бакинского нефтепровода. Поначалу они избегали Вонсяцкого, а затем, при встрече, сообщили ему, что ими достигнута договоренность о заключении займов на крупную сумму. Вонсяцкий потребовал ввести в состав делегации представителя американского Центра Братства и в ультимативной форме выступил против заключения каких-либо займов без его санкции, о чем и написал Соколову, отправив копии письма Краснову и С. Н. Палеологу в Белград.

Получив одновременно письмо от Кольберга с информацией о возможности получить 1 млн долл. и о том, что Вонсяцкий чинит этому препятствия, Соколов, Краснов и Палеолог выбрали миллион. Вонсяцкий подал в отставку, уведя с собой всех членов Северо-Американского центра Братства (можно смело, впрочем, предположить, что их членство в организации было столь же виртуальным, как и миллион долларов, на дележке которого поскользнулись «братчики»). По возвращении делегации в Европу Кольберг списался с представителями отделов Братства, сообщив, что им привезена из Америки крупная сумма денег, но финансированию организаций на местах препятствует Соколов. Вывод — замена Соколова Кольбергом — напрашивался сам собой. Однако руководитель рижского отдела проинформировал Соколова об интригах Кольберга.

В этой ситуации ГПУ организует «утечку» о том, что Кольберг — агент Москвы. В Братстве разразился скандал, и члены парижского отдела (Голицын, Мусин-Пушкин и начальник отдела некий Макаров) потребовали отставки Соколова. «Парижане» выдвинули на роль руководителя члена Верховного круга начальника Прибалтийского центра постоянно проживавшего в Эстонии кн. А. П. Ливена. Соколов пытался передать руководство Краснову, но тот отказался и просил Брата № 1 не покидать свой пост. Тем временем протрезвевший от возлияний с парижскими братчиками кн. Ливен отправился в Берлин и принес Соколову повинную. Раскаявшийся грешник был прощен, и ему было поручено вернуться в Париж и изъять хотя бы часть «американских денег». Миссия, как и следовало ожидать, не была выполнена. То ли, как уверял Вонсяцкий, никаких денег из‐за океана не было привезено вовсе, то ли «парижане», если даже и получили какие-то пожертвования, не захотели делиться.

К этому рассказу, в основном верно излагающему обстоятельства дела, добавим, что принадлежность Кольберга к ГПУ, не вызывавшая как будто ни у кого сомнений, насколько нам известно, не была подтверждена документально. В обстановке склок и интриг обвинение в принадлежности к советским спецслужбам было достаточно расхожим; в то же время заметим, что серьезных агентов «органы» специально не «засвечивали». А у Кольберга, которому, судя по всему, доставались крохи со стола Брата № 1, было достаточно мотивов, чтобы попытаться изменить свое положение в организации [479].