Павел Уваров - Китай в средневековом мире. Взгляд из всемирной истории

Четвертьвековая крестьянская война нанесла сокрушительный удар династии Тан. Центральная власть перестала контролировать территорию страны. Множество крестьян и горожан погибли. Остальные перестали платить налоги и исполнять трудовые повинности в пользу центральной власти. Система налогообложения престала функционировать.

В 883 г. император Си-цзун вернулся в Чанъань. Однако, находясь в древней столице и сидя в императорском дворце, он сначала был марионеткой в руках Ли Кэюна, а потом его отстранил от власти бывший главарь повстанцев Чжу Вэнь. В ходе военных действий между этими двумя лидерами подверглась полному разрушению западная столица Чанъань, а император вместе со всей семьей был увезен Чжу Вэнем в Лоян. Последние танские императоры Чжао-цзун (888–904) и Ай-ди (904–907) были бледной тенью правителей начала династии. Вершителем их судеб оставался Чжу Вэнь, пока в 906 г. окончательно не истребил весь императорский род и не провозгласил императором себя самого. Но в это время Китай вновь распался на несколько самостоятельных государств. Начиналась «эпоха пяти династий и десяти царств» (907–960).

Несмотря на социальные взрывы, с очевидной регулярностью сотрясавшие страну в конце династических циклов, эпоха Тан в китайской традиции считается периодом наивысшего могущества, когда Китай надолго опережал весь мир в своем развитии. Это было время, когда в обиход китайцев вошли чай и фарфор, когда обрела стройность знаменитая бюрократическая система, основанная на экзаменах, когда возникли знаменитые академии и школы, призванные готовить чиновную элиту, время небывалого взлета китайской культуры, создавшей эталонные образцы словесности и изобразительных искусств. Культура эпохи Тан сочетала в себе сознательное подражание образцам древней империи Хань и вместе с тем была открыта влияниям извне. Культуры степных кочевников, среднеазиатских и арабских торговцев, учения мусульман, манихеев и христиан, не говоря уже о давно адаптированном буддизме, быстро впитывались китайским обществом. Даже такой враг иноземных учений, как философ Хань Юй, уравновешивал свои нападки на буддизм тем, что объявлял учителем Будды китайского мудреца Лао Цзы, подчеркивая единую природу человеческих знаний.

О творческой силе культуры того времени свидетельствует стихийный поиск противовеса господствующей тенденции. Когда учение буддийских философов приобрело строгость четкой системы, утвердившей иерархию 19 степеней интеллектуального совершенства, когда буддизм становился господствующей религией (при императрице У Цзэтянь) или помещался под жесткий бюрократический контроль, тогда в ответ на торжество формального интеллектуализма расцвела буддийская секта Чань, культивирующая спонтанное мистическое озарение, порожденное непосредственным личным созерцанием своей истинной просветленной природы и достижением совершенства Будды. Когда конфуцианский принцип следования разуму и подчинения строгим канонам достиг апогея, самым любимым поэтом китайцев, включая императора, стал бесшабашный Ли Бо, воспевавший «священное опьянение» и, согласно легенде, утонувший пьяным, пытаясь поймать прекрасную луну, отразившуюся в речной глади. Чтобы стать чиновником, мало было толковать изречения Конфуция, нужно было еще обладать богатым воображением и писать, подражая этому поэту:

Империя Тан сумела сохранить древнюю государственную традицию. Такими же были две другие империи — Византия и Сасанидский Иран. Порожденные разными цивилизациями, они обладали и общими чертами — власть императора носила сакральный характер, культурно-религиозное единство обеспечивало целостность империи. Соединение государства и церкви было основой власти Сасанидов и лишь укрепилось в период халифата Аббасидов, сменившего персидскую державу. В Византии идеалом отношений императора и церкви была симфония . В Китае же фигура императора считалась божественной — владея «мандатом Неба», «сын Неба» служил залогом поддержания миропорядка. Но в империи Тан конфуцианство, будучи официальной государственной доктриной, вынуждено было сосуществовать с буддизмом и даосизмом, которые временами пользовались особым покровительством власти, но при этом брались под жесткий контроль. При необходимости императоры могли прибегать к конфискации монастырских земель и иных богатств, сокращать численность монахов. В Китае такие гонения на буддизм происходили в 712–756 гг. и в 840–846 гг. Любопытно, что эти даты почти совпадают с двумя этапами иконоборчества в Византии при императорах Льве III (717–741) и Феофиле (829–842), выступивших против пышности культа и отбиравших монастырские богатства. На слишком богатых и влиятельных зороастрийских священнослужителей-мобедов также мог обрушиться гнев Сасанидов.

В трех империях создаются обширные правовые своды — Кодекс Юстиниана , сасанидский Сборник тысячи судебных решений и Кодекс законов Тай-цзуна, определившие последующую законодательную традицию.

Сталкиваясь с сильными противниками — аварами, булгарами, хазарами, эфталитами, тюрками, уйгурами, тибетцами, — все три империи испытали на себе еще и грозную силу арабских воинов. Иногда удавалось использовать одних врагов против других, но порой империи терпели страшные поражения, и тогда выживать им помогали сильные бюрократические традиции. Пример Китая в этом отношении неподражаем, но роль и византийской, и персидской бюрократии также трудно переоценить. Сасанидские дабиры («писцы») создали такую административную традицию, что даже после арабского завоевания, коренным образом изменившего облик Ирана, персидская бюрократическая традиция возродилась и расцвела при халифате Аббасидов, став залогом будущего восстановления цивилизационной идентичности Персии.

Чиновники были носителями особой культуры, они осознавали себя хранителями государственного начала и опирались на корпоративную солидарность, что помогало им сохранять имперскую традицию в самых трудных условиях.

Однако, служа скорее империи, чем конкретному правителю, они нередко полагали, что лучше императора знают, в чем благо государства. Императоры же зачастую нуждались в преданных и при этом не слишком щепетильных исполнителях. Такими людьми были евнухи, игравшие важную роль не только при дворах обладавших гаремами китайских императоров, шахиншахов и халифов, но и при византийских василевсах.