Николай Карташов - Ватутин

В соответствии с приказом Ставки место генерала Иванова занял генерал-лейтенант А. Н. Боголюбов, до этого занимавший должность начальника штаба Северо-Западного фронта. Николай Фёдорович хорошо знал Боголюбова — вместе учились в Академии Генерального штаба. Это был всесторонне подготовленный военачальник, обладающий широким оперативно-тактическим кругозором. Однако его кандидатуру с Ватутиным никто не обсуждал, хотя такого рода назначения, как правило, с командующим фронтом согласовываются. Ведь руководитель должен знать, с кем ему предстоит работать плечом к плечу. Тем более что должность начальника штаба — одна из ключевых в армейском звене управления любого уровня. Батальон это или Генеральный штаб. Не случайно ещё в 1941 году Генштаб своей директивой чётко определил, как должны складываться отношения командира и начальника штаба: «Правильные взаимоотношения штабов и командиров являются одной из важнейших основ успешного руководства войсками в бою и операции. Они помогают устранять многочисленные трения на войне и обеспечивают твёрдое управление войсками».

Конечно, неприятный осадок в душе Ватутина остался. Но Николай Федорович был не из тех людей, которым обида могла застилать глаза. За два с половиной года фронтовой жизни он многое повидал, всякое пережил и в разных переплетах побывал. Так что к неприятностям ему было не привыкать. Вообще на войне душевные боли проходят быстро, поскольку их снимает сама обстановка. А она в те дождливые осенние дни становилась всё более напряженной.

Всматриваясь в оперативную карту, всю исполосованную стрелами направлений ударов с обеих сторон, Ватутин особенно остро ощущал это напряжение. Боевые действия шли с переменным успехом. Тяжко было измотанным в непрерывных боях армиям Москаленко, Черняховского... Эти трудности складывались из разных обстоятельств. Кроме того, фронт ждал резервов, но они ещё находились в пути. В середине ноября мощная группировка противника перешла в контрнаступление. В течение двух недель шли тяжёлые кровопролитные схватки. В отдельные дни немцы вводили в бой до 300—400 танков. 20 ноября ценой огромных потерь им удалось вновь захватить Житомир и к 25 ноября продвинуться вперёд до 40 километров.

Сдача Житомира, других населённых пунктов, а также не всегда удачные действия войск 1-го Украинского фронта вызвали ярый гнев у Сталина. Но разговаривать с Николаем Фёдоровичем он не стал, а сразу позвонил командующему соседним 1-м Белорусским фронтом генералу армии К. К. Рокоссовскому и приказал ему выехать в район Киева и разобраться в сложившейся ситуации.

Однако, по свидетельству генерала армии Штеменко, Сталин в тот период всё же разговаривал с Ватутиным, но содержание их диалога ему неизвестно. О приезде Рокоссовского известил Николая Фёдоровича по телефону заместитель начальника Генштаба А. И. Антонов. О том, как дальше развивались события, Рокоссовский подробно описал в своих мемуарах «Солдатский долг». Предоставим ему слово:

«Меня вызвал к аппарату Сталин. Он сказал, что у Ватутина неблагополучно, что противник перешел там в наступление и овладел Житомиром.

— Положение становится угрожающим, — сказал Верховный Главнокомандующий. — Если так и дальше пойдет, то гитлеровцы могут ударить и во фланг войскам Белорусского фронта.

В голосе Сталина чувствовались раздражение и тревога. В заключение он приказал мне немедленно выехать в штаб 1-го Украинского фронта в качестве представителя Ставки, разобраться в обстановке на месте и принять все меры к отражению наступления врага...

Перед самым выездом мне вручили телеграмму с распоряжением Верховного: в случае необходимости немедленно вступить в командование 1-м Украинским фронтом, не ожидая дополнительных указаний.

Должен сознаться, что это распоряжение меня смутило. Почему разбор событий на 1-м Украинском фронте поручается мне? Но раздумывать было некогда.

Важно сейчас как можно быстрее ознакомиться с обстановкой и принять решение, не допуская поспешности и соблюдая полную объективность и справедливость. Так я и поступил, прибыв на место.

Штаб фронта располагался западнее Киева — в лесу, в дачном посёлке. Ватутин был уже предупреждён о нашем прибытии. Меня он встретил с группой офицеров управления фронта. Вид у него был озабоченный.

Н. Ф. Ватутина я знал давно: в Киевском Особом военном округе он был начальником штаба. Высокообразованный в военном отношении генерал, всегда спокойный и выдержанный.

Как я ни старался, дружеской беседы на первых порах не получилось. А ведь встретились два товарища — командующие соседними фронтами. Я всё время пытался подчеркнуть это. Но собеседник говорил каким-то оправдывающимся тоном, превращал разговор в доклад провинившегося подчиненного старшему. В конце концов я вынужден был прямо заявить, что прибыл сюда не с целью расследования, а как сосед, который по-товарищески хочет помочь ему преодолеть общими усилиями те трудности, которые он временно испытывает.

— Давайте же только в таком духе и беседовать, — сказал я.

Ватутин заметно воспрянул духом, натянутость постепенно исчезла. Мы тщательно разобрались в обстановке и ничего страшного не нашли.

Пользуясь пассивностью фронта, противник собрал сильную танковую группу и стал наносить удары то в одном, то в другом месте. Ватутин вместо того, чтобы ответить сильным контрударом, продолжал обороняться. В этом была его ошибка. Он мне пояснил, что если бы не близость украинской столицы, то давно бы рискнул на активные действия.

Но сейчас у Ватутина были все основания не опасаться риска. Помимо отдельных танковых корпусов две танковые армии стояли одна другой в затылок, не говоря об общевойсковых армиях и артиллерии резерва РГК. С этим количеством войск нужно было наступать, а не обороняться. Я посоветовал Ватутину срочно организовать контрудар по зарвавшемуся противнику. Ватутин деятельно принялся за дело. Но все же деликатно поинтересовался, когда я вступлю в командование 1-м Украинским фронтом. Я ответил, что и не думаю об этом, считаю, что с ролью командующего войсками фронта он справляется не хуже, чем я, и что вообще постараюсь поскорее вернуться к себе, так как у нас и своих дел много. Ватутин совсем повеселел...

Сообща наметили, как выправить положение. Забегая вперед, скажу, что Ватутин блестяще справился с задачей, нанёс такие удары, которые сразу привели гитлеровцев в чувство и вынудили их спешно перейти к обороне.

Свои выводы об обстановке, о мероприятиях, которые уже начали проводиться войсками 1-го Украинского фронта, и о том, что Ватутин, как командующий фронтом, находится на месте и войсками руководит уверенно, я по ВЧ доложил Верховному Главнокомандующему и попросил разрешения вернуться к себе. Сталин приказал донести обо всем шифровкой, что я и сделал в тот же день. А на следующее утро мне уже вручили депешу из Ставки с разрешением вернуться к себе на Белорусский фронт».