Николай Карташов - Ватутин

В качестве подтверждения Журахов обнародовал объяснительную записку непосредственного участника тех событий, офицера по особым поручениям командующего 1-м Украинским фронтом полковника Н. И. Семикова. Вот её текст:

«Военный совет фронта — командующий фронтом генерал армии тов. Ватутин, член Военного совета генерал-майор тов. Крайнюков в сопровождении представителя оперативного отдела фронта майора Белошицкого и личной охраны Военного совета в количестве 10 человек в 16:30 29.02.1944 года выехали по указанному маршруту и подъезжая к сев. окр. Милятын были обстреляны бандой в 18:50. Сам факт в этот момент произошел так: при въезде в населённый пункт Милятын впереди нас следовавшая машина “виллис” во главе с майором Белошицким и охраной в количестве двух человек остановилась, и товарищ Белошицкий доложил, что впереди слышна стрельба. Мы начали выходить из машин, и в это время из ближайших хат открыли сильный ружейно-пулеметный огонь по нас... Часть охраны открыла огонь, часть помогала выбраться из снега и грязи командующему и члену ВС и отступать от хат назад, т. е. на дорогу, откуда мы ехали. Я лично, чувствуя некоторую растерянность шоферов, принял все меры развернуть самую проходимую машину “додж” и подогнать командующему. Когда я подошел к командующему, он уже был ранен и не мог следовать и с помощью охраны был посажен в “додж”, потом подождали члена Военного совета и часть охраны и вырвались из сев. окр. этой деревни».

Из объяснительной записки, которую полковник Семиков написал на следующий день после случившегося, видно, что бандиты действовали непрофессионально. Никакой подготовленной ими засадой здесь и не пахнет. Засада — это тактический прием, суть которого заключается в достижении преимущества над противником за счёт внезапности с заранее подготовленных, хорошо замаскированных позиций на наиболее вероятном маршруте его продвижения. Если бы бандеровцы целенаправленно готовили засаду, а они это умели делать в лучшем виде, то, скорее всего, события приняли бы совершенно иной оборот. В данном случае, увидев идущую грузовую машину, они спонтанно открыли стрельбу, в результате которой и был тяжело ранен Ватутин.

Перед эвакуацией Ватутина на санитарном поезде из Ровно в Киев его накоротке навестил член Военного совета фронта генерал-майор Крайнюков. Как вспоминал впоследствии Крайнюков, Николай Фёдорович очень обрадовался визиту боевого товарища. Доброе лицо командующего озарила улыбка. В глазах блеснули искорки радости.

— Ну, как думаешь, Константин Васильевич, разрешат мне после лечения вернуться на фронт? — спросил Ватутин.

И, не дожидаясь ответа, уверенно заявил:

— Конечно, разрешат! Недельки три поскучаю на госпитальной койке — и снова на фронт поеду. На костылях, а доберусь. И снова за работу, чтобы своими глазами увидеть нашу великую Победу.

Действительно, Николаю Фёдоровичу очень не терпелось скорее вернуться в боевой строй. И все вроде шло к этому. Первые три недели его состояние оставалось удовлетворительным. Он был в курсе событий, происходивших как на родном фронте (командование принял Г. К. Жуков), войска которого успешно осуществляли его план Проскуровско-Черновицкой операции, так и на соседних фронтах.

Маршал Василевский вспоминал:

«Но даже находясь в тяжёлом состоянии, он [Ватутин] следил за тем, как развёртываются события на фронте. 19 марта я получил от него из Киевского госпиталя телеграмму, в которой он поздравлял командование 3-го Украинского фронта и меня как представителя Ставки с успехами. Я тогда ответил Николаю Федоровичу: “Благодарю за поздравление и пожелания. От души, дорогой Николай Фёдорович, желаю тебе скорее поправиться, чтобы вновь вполне здоровым быть во главе своих войск на этом решающем направлении. Примем все меры, чтобы осуществить твои пожелания”».

Однако 23 марта у Ватутина неожиданно наступило резкое ухудшение здоровья. Температура утром подскочила до критических 40,2 градуса. В течение дня у него было два приступа. У лечащих врачей возникло подозрение на рецидив малярии. Они сделали несколько анализов, но диагноз не нашел подтверждения.

В последующие дни состояние здоровья Николая Федоровича только ухудшалось. 27 марта Хрущёв направил Сталину очередную телефонограмму:

«Сегодня утром был у тов. Ватутина. Состояние у него очень тяжёлое. Ночью был снова приступ с повышением температуры до 40,4 градуса.

Тов. Ватутин физически очень ослаб, нет аппетита и ничего не ест. Точного диагноза врачи до сих пор не установили, но они предполагают, что в основе осложнения лежит поступление инфекции в кровь из раны.

Заместитель тов. Бурденко — генерал-лейтенант Шамов, главный терапевт Красной армии генерал-майор Вовси и другие врачи, которые лечат тов. Ватутина, все единодушно решили, что тов. Ватутину нужно произвести срочную вторую операцию и перевязать вены, идущие от очага поражения, считая это мероприятие как первый этап борьбы с осложнением. Операцию тов. Ватутину врачи сейчас производят. Если эта операция не даст должных результатов, то, как они считают, может возникнуть необходимость более радикальной операции вплоть до ампутации...»

Спустя несколько дней, 31 марта, Николаю Фёдоровичу была сделана операция по удалению нагноений в области раны. Именно из-за этого у него случались частые приступы. Сразу после операции Ватутину стало лучше. У него появился аппетит, он, вспоминал Хрущев, «охотно выпил вина и даже попросил водки».

Но, к сожалению, этот период улучшения продолжался всего лишь несколько дней. Несмотря на энергичное лечение, общее состояние Николая Федоровича вновь стало ухудшаться. Температура не падала, пульс достигал от 120 до 140 ударов в минуту. Результаты анализов свидетельствовали об общем инфицировании организма. В отчете «Развитие заболевания у раненого тов. Николаева [Ватутина]» врачи констатировали: имеет место «тяжёлое поражение организма, с септическим процессом раневого происхождения, приведшее к значительному угнетению и без того ослабленных функций организма». К лечению была подключена новая группа специалистов, в том числе доктор медицинских наук, бактериолог Покровский, выдающийся патофизиолог и гематолог академик А. А. Богомолец, профессор С. С. Юдин. Во время консилиума мнения именитых врачей разделились. Одни считали, что Ватутину необходимо срочно делать ампутацию ноги. Только эта операция станет для него возможным спасением. Другие вообще не видели в ней никакого смысла, поскольку у больного было «положение безнадежное». Конец дискуссиям положил прибывший в Киев главный хирург Красной армии генерал-лейтенант, академик Н. Н. Бурденко, который прямо заявил: