Николай Карташов - Ватутин

Группа армий “Север”, наступавшая в составе двух армий и одной танковой группы, встретив упорное сопротивление на Лужском укрепленном рубеже, в районе Дно, на рубеже Старая Русса — Холм, а также в районе Кингисепп — Сиверский, понесла большие потери и без дополнительного усиления уже не могла наступать на Ленинград».

Высокую оценку операции дал и Василевский. Читаем в его мемуарах «Дело всей жизни»: «Войсками фронта был нанесен ряд контрударов по захватчикам, в числе которых хочу особо выделить контрудар под городом Сольцы с 14 по 18 июля. Кичливый враг был вынужден несколько отступить, а остатки его моторизованных соединений бежали в панике. И как следствие несколько остывают у фашистских стратегов восторг и ликование, а на их место начинают приходить настроения уныния и мрачной озабоченности».

Действительно, дивизии Манштейна, опьяненные легкими победами в Польше и Франции, быстро отрезвели от ударов советских войск. После боёв под Сольцами они, изрядно потрепанные и поредевшие, были сняты с фронта на переформирование.

Описывая спустя годы те события в своих мемуарах «Утерянные победы», Манштейн вынужден был признать: «Нельзя было сказать, что положение корпуса в этот момент было весьма завидным. Мы должны были задаться вопросом: не шли ли мы на слишком большой риск? Не слишком ли мы под влиянием своих прежних успехов недооценили противника на нашем южном фланге?.. Последующие несколько дней были критическими, и противник всеми силами старался сохранить кольцо окружения».

На следующей странице своих воспоминаний Манштейн сделал ещё одно признание. «В дни окружения, — пишет он, — советские войска захватили у нас важные секретные уставы». Будущий немецкий фельдмаршал нисколько не покривил душой.

Как свидетельствуют документы, 15 июля в боях восточнее Пскова при отступлении немецких частей советские воины захватили несколько секретных пакетов и химическое имущество 2-го батальона 52-го миномётного химического полка. В одном из пакетов, с педантично нанесенными надписями «Ни в коем случае не отдавать в руки врага» и «Открыть только после получения сигнала “Индантрен” из штаба Верховного командования», находилась секретная инструкция ИД №199 «Стрельба химическими снарядами и минами». Там же лежали грифованные дополнения к инструкции, разосланные войскам 11 июня 1941 года, то есть за 11 дней до начала войны. Захваченные эти и другие документы указывали на то, что правительство Гитлера нарушило Женевское соглашение от 17 июня 1925 года, подписанное Германией в 1929 году, которым запрещено применение на войне удушающих, ядовитых и бактериологических средств. Германия никак не отреагировала на инцидент нарушения международного соглашения, хотя советская и зарубежная печать придала его огласке. Однако по факту утраты пакетов Манштейну пришлось давать объяснения Верховному командованию вермахта, как «оказалось возможным», что совершенно секретный документ попал в руки русских.

Вернёмся к боям под Сольцами. Примечательно, что это было первое, но не последнее поражение, которое нанес русский генерал Ватутин Манштейну. Справедливости ради следует сказать, что Эрих фон Манштейн был одним из наиболее одаренных стратегов вермахта и талантливых военачальников Второй мировой войны. Выходец из семьи потомственных прусских офицеров фон Левински, где только по прямой генеалогической линии 16 предков являлись генералами, Манштейн смолоду начал службу. В Первую мировую войну он проявил себя незаурядным офицером на различных командных и штабных должностях. В дальнейшем прославился в войне с Францией, искусно разгромив н течение нескольких недель армию этой страны. Границу Советского Союза он переступил во главе корпуса. Впереди будет много месяцев войны, будет немало битв и сражений, в которых племяннику генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга Манштейну и внуку солдата-героя Плевны Ватутину придётся не раз помериться своими полководческими талантами.

Здесь надо сделать ещё одно отступление. Полным ходом идут, не прекращаются упорные бои. Враг давит со всех сторон. Измученные, истекающие кровью дивизии продолжают геройски сражаться. И в эти самые дни, 14 июля, Ватутин, оставшийся за командующего фронтом, издаёт необычное распоряжение. Трудно даже поверить... «Об улучшении отдыха бойцов и командиров, а также их питания». Вызвано это было тем, что со стороны ряда командиров и политработников отсутствовала «надлежащая забота об отдыхе и питании подчиненного им состава во многих частях и подразделениях». Вот строки из этого, почти восьмидесятилетней давности пожелтевшего документа:

«Постоянно проявлять должную заботу о подчиненных бойцах и командирах.

Сообразуясь с обстановкой, обеспечить части и подразделения отдыхом, выводя последние на короткое время из боя.

В местах отдыха частей и подразделений организовать горячую пищу.

Командирам соединений и отдельных частей проявить максимум инициативы об отдыхе и питании бойца и командира, выводя для отдыха в безопасные места в районе расположения части, в первую очередь наиболее уставшие подразделения. Одновременно иметь постоянную боевую готовность».

Этот документ — показатель отношения Ватутина к людям. Внимание, чуткость к бойцам и командирам, забота о них — были всегда отличительной чертой Николая Федоровича. Даже к врагам он относился с некоторым снисхождением, хотя хорошо понимал, что им, как и предателям, изменникам Родины, никакой пощады быть не должно.

В жестоких боях под Сольцами советскими войсками было пленено немало солдат и офицеров противника, в том числе из дивизии СС «Мёртвая голова». Группу эсэсовцев взяли при весьма странных обстоятельствах. Несколько немецких танков двигались по Новгородскому шоссе. Захватчики так вольготно и уверенно чувствовали себя на чужой земле, что сидели в боевых машинах в одних трусах. И даже тогда, когда подбили головной танк, а их самих автоматными очередями выкурили из башен, немцы не сразу сообразили, что оказались в плену. Они просто не верили в случившееся. Так в исподнем и сапогах-раструбах их и доставили к русскому генералу.

— Ком цу мир, — скомандовал переводчик, подводя их поближе к Ватутину. Николай Федорович с улыбкой смотрел на этих вояк, стараясь понять их психологию, а те медленно приходили в себя. Невольно вспомнился 1939 год, Львов. Его первая встреча с офицерами и генералами вермахта. Надменные, циничные, спесивые. И вот сейчас — подавленные, растерянные. Правда, не все. Один из них — высокий, белобрысый немец с амулетом на груди держался нахально. Затем шагнул вперёд, грубо выкрикивая какие-то слова. Резануло слух «русиш генерал».