Александр Полещук - Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи

Когда русская армия оставила Галицию и Польшу, потеряла часть Прибалтики, Белоруссии и Волыни, Фердинанд счёл момент подходящим для вступления Болгарии в войну. Десятого сентября вышел царский указ о всеобщей мобилизации. На следующий день поверх указа тесняки расклеили антивоенное «Воззвание к рабочему классу Болгарии», подписанное парламентской группой БРСДП(т. с.). Власти не простили им этого: Софийский военно-полевой суд возбудил уголовное дело против парламентской фракции тесняков.

Первого октября болгарская армия начала военные действия против Сербии. Царь Фердинанд издал по этому поводу манифест, переполненный фальшью и ложью. В нём говорилось следующее:

«БОЛГАРЫ,

все вы являетесь свидетелями неимоверных усилий, которые на протяжении целого года, с тех пор как идёт европейская война, прилагались для сохранения мира на Балканах и спокойствия страны.

Я и Правительство старались, соблюдая до сегодняшнего дня нейтралитет, воплощать в жизнь идеалы Болгарского Народа.

Две воюющие группировки Великих держав признают большую несправедливость раздела Македонии. Обе воюющие стороны согласны в том, что она в основном должна принадлежать Болгарии.

Только наша коварная соседка Сербия осталась глухой к советам своих друзей и союзников. Сербия не только не захотела прислушаться к их советам, но и в озлоблении и алчности своей напала на собственную нашу территорию, и наше храброе войско должно было сражаться за защиту собственной земли.

<���…>

Европейская война клонится к окончанию. Победоносные армии центральных империй уже находятся в Сербии и быстро продвигаются вперёд.

Призываю Болгарский вооружённый народ к защите родного края, поруганного вероломным соседом, и к освобождению наших порабощённых братьев от сербского ига.

Наше дело правое и святое.

Приказываю Нашей храброй армии изгнать неприятеля из пределов Царства, сразить вероломного соседа и освободить от угнетения наших измученных под сербским игом братьев.

Мы будем воевать против сербов вместе с храбрыми войсками центральных империй.

Пусть болгарский воин летит от победы к победе!

Вперёд! Бог да благословит наше оружие!»

Вслед за витиеватой подписью Фердинанда под манифестом поставили подписи министр-председатель Радославов и прочие министры.

Разумеется, государства Антанты одно за другим объявили Болгарии войну. Вынуждена была сделать это и Россия, верная своим союзническим обязательствам. В манифесте Николая II говорилось, что «русский народ с тяжким сердцем обнажает против Болгарии меч, предоставляя судьбу изменников славянства справедливой каре Божией». Концовка манифеста звучала патетически: «И ныне, когда Болгария приносится в жертву германскому коварству, Россия всё еще не утратила надежды, что рука верных своим историческим заветам болгар не поднимется на сыновей русских воинов, лёгших костьми за Болгарию».

Итак, несмотря на жившую в сознании многих русских и болгар красивую идею братства православных и славянских народов, несмотря на несомненный вклад России в дело освобождения и становления Болгарии как самостоятельного государства, два народа в судьбоносный момент отнюдь не бросились в объятия друг другу. Они оказались по разные стороны линии фронта, хотя линия эта была символической: болгарская армия не вела боевых действий непосредственно против русской армии, а была занята «домашними» делами.

Русофилы в просвещённых кругах болгарского общества появились уже в первые годы после Освобождения, однако они не составляли большинства. Это предвидел ещё Ф. М. Достоевский, который в «Дневнике писателя» за 1877 год заметил, что в славянских землях, избавленных Россией от турецкого ярма, отдельные лица «поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. <���…> Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению».

Царь Фердинанд, политическая элита, буржуазия и значительная часть болгарского общества ориентировались на западные страны, преимущественно на Германию и Австро-Венгрию. Продолжая далее своё «совсем особое словцо о славянах», Достоевский предсказал с горечью: «Особенно приятно будет для освобождённых славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации. <���…> России надо серьёзно приготовиться к тому, что все эти освобождённые славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своём славянском значении и в своём особом славянском призвании в среде человечества» {29} .

Причин такого положения оказалось несколько.

Начнём с того, что первый болгарский князь Александр Баттенберг Гессенский и второй князь, впоследствии царь Фердинанд Саксен-Кобург-Готский, были приглашёнными на трон выходцами из владетельных германских домов. И хотя князь Александр приходился племянником российской императрице, он всё-таки не стал искать покровительства в Санкт-Петербурге, предпочтя Вену и Берлин. То же самое сделал и Фердинанд.

Во-вторых, отношения между Россией и Болгарией после 1878 года далеко не всегда были ровными и безоблачными. Опасаясь быть втянутой в новую войну на Балканах, Россия не поддерживала скоропалительные действия болгарского монарха, направленные против Турции и славянских соседей. Допускали ошибки и русские представители в Болгарии. Дело дошло даже до разрыва дипломатических отношений в 1886 году, когда после воссоединения двух частей Болгарии Россия оказалась на грани войны с Турцией. Дипломатические отношения были восстановлены только через десять лет. Историк П. Н. Милюков, будущий министр Временного правительства России, писал в конце XIX века, что славянские государства на Балканах постепенно отходят от традиционной «русской опеки», они следуют своим путём и охраняют свои интересы так, как считают нужным. И России также следует руководствоваться в отношениях с ними собственными интересами и не воевать «из-за славян».

Третьим важным моментом были различия в государственном устройстве, которое в Болгарии было значительно ближе к европейским представлениям о народоправстве, чем в России. Болгарская конституция была одной из самых либеральных и прогрессивных среди конституций, действоваших в европейских монархиях того времени. А официальный Петербург крайне насторожённо относился ко всякому свободомыслию и либеральным веяниям. При этом, как это ни парадоксально, проект болгарской конституции был составлен правительственной комиссией в Санкт-Петербурге и дорабатывался в Софии российским комиссаром в Болгарии князем А. М. Дондуковым-Корсаковым. В Петербурге полагали, что либеральная конституция удержит болгарских монархов от безоглядного произвола. Текст конституции, представленный на рассмотрение депутатов Учредительного Великого народного собрания в 1879 году, был написан параллельно на русском и болгарском языках.