Йоганн Мюллер - Асы немецкой авиации

К несчастью, нас заставили сопровождать пикировщики Ju-87В, которые были очень тихоходными. Мы летели на Ме-109Е в качестве непосредственного сопровождения и были вынуждены отказаться от своей скорости, чтобы не потерять их. Мы тащились вместе с бомбардировщиками через Ла-Манш навстречу «харрикейнам» и «спитфайрам», которые уже поджидали нас, и мы несли огромные потери. Я потерял своего командира группы капитана фон Хувальда, когда служил в III./JG-52. Буквально за две недели погибли адъютант группы и все три командира эскадрилий. В результате меня, молодого лейтенанта, имевшего всего 4 боевых вылета, назначили командиром 8-й эскадрильи или 8./JG-52. В результате я командовал ей три года за исключением 9 месяцев, когда я лечил поврежденную спину.

«Спитфайры» не уступали нашим истребителям, а «харрикейны» были немного хуже. Они были тихоходнее, но имели меньший радиус виража и неважное вооружение. Зато наше вооружение, особенно 20-мм пушки, было великолепным. Наши пилоты были великолепны, у нас приходился один офицер на пятерых унтеров и фельдфебелей. Одна группа люфтваффе примерно соответствовала авиакрылу Королевских ВВС, а три группы составляли эскадру. То же самое существует сегодня в Бундеслюфтваффе. Эскадра имеет 120 истребителей, группа – 40 истребителей, каждая группа состоит из 3 эскадрилий. Однако у нас никогда не имелось такого числа самолетов. Позднее в России 60 истребителей считались хорошим числом для эскадры.

Когда Гитлер отказался от вторжения в Англию, нас отозвали в Германию, и мы оказались недалеко от Берлина, где готовили новых пилотов и получали новые самолеты. Это была новая модель Ме-109Е, а потом нас отправили в Румынию. Мы должны были защищать нефтяные поля, гавани, заводы и мосты через Дунай, ведущие в Болгарию. Как ни странно, но Румыния до сих пор оставалась нейтральной страной. Мы базировались недалеко от столицы страны Бухареста. Но мы там пробыли совсем недолго, с декабря 1940 по март 1941 года. Мы много времени потратили на обучение румынских летчиков, которые также получили Ме-109.

Что самое интересное, мы жили в отеле, где также жили англичане, французы, русские и американцы, хотя мы в это время воевали с Англией и Францией. Вот что означает нейтралитет. Мы много говорили с ними. Мы знали, что Бухарест буквально кишит шпионами, поэтому нам приходилось быть осторожными. Мы все ходили в один ночной клуб. Когда нас перебросили в Болгарию, началась кампания в Югославии и Греции. Я также участвовал в боях над Критом в мае 1941 года. Мы остановились в Афинах, и мне очень понравилась Греция. Позднее нас перебросили на острова, где были построены аэродромы. Это сократило время полета до Крита, и мы получили запасные аэродромы на случай повреждения самолета. Также была создана спасательная служба, чтобы подбирать пилотов обеих сторон, которые сели на воду.

Там я еще раз встретился с Иоахимом Мюнхенбергом. Мы в Афинах жили в одной комнате. Он оказался умным и хорошо образованным человеком, и очень мне понравился. Некоторое время он командовал JG-77, но потом он погиб, и до конца войны в Африке эскадрой командовал Штайнхоф.

На Крите шли тяжелые бои, мы поддерживали наших парашютистов. Мы должны были сбрасывать контейнеры с оружием и припасами, каждый из них был маркирован немецким флагом. Парашютисты должны были указать занятые ими районы, чтобы мы не атаковали собственных солдат. Английские и южноафриканские пилоты были чертовски хороши, как и над Англией, они вели оборонительные бои. Мы снова летали, чтобы атаковать, это означало, что для боя у нас снова будет меньше топлива. Когда их сбивали, они не попадали в плен и могли летать снова, если не получали раны. Нам казалось, что они всегда ждут нас. Я вернулся со своей группой в Румынию, когда бои на Крите завершились. Там мы получили новый самолет Ме-109F, который был гораздо лучше старой модели.

Он имел закругленные законцовки крыльев и новый мотор Даймлер-Бенц DB-603; по моему мнению это была лучшая из моделей Ме-109. И тут в июне 1941 года началась война против России. Я остановился в цыганской дерене, и люди ко мне очень хорошо относились. На второй день войны нам приказали перебазироваться в Констанцу. За первую неделю мы сбили от 45 до 50 советских бомбардировщиков, пытавшихся атаковать цели в Румынии. В наше подразделение прибыл Ион Антонеску и лично поблагодарил нас. Простые румыны также нас благодарили. Затем нам пришлось перебазироваться на восток следом за наступающей армией, и мы действовали с аэродромов рядом с линией фронта на юге России и Украины.

Там мы узнали, что война не закончится за несколько недель, как обещал Гитлер. Настала зима. Я не могу передать, насколько было холодно, а у нас не было зимнего обмундирования. Мы жгли костры под истребителями, чтобы масло в моторах не замерзало.

Дела у меня шли хорошо, и я уже одержал более 30 побед, когда был сбит и едва не погиб. Это произошло 28 ноября 1941 года. Я летел между Таганрогом и Ростовом. В это время было очень холодно, температура опустилась до минус 40 градусов. Я со своим ведомым вылетел на свободную охоту во второй половине дня, и мы столкнулись с русскими истребителями И-16. В это время на земле шли упорные бои. Уже начало темнеть, когда я после схватки с русским сбил его, он загорелся и упал на землю. Но меня вдруг что-то на мгновение ослепило. Я был дурак и не обратил на это внимания, так как следил, как падает сбитый самолет. Но в этот момент ко мне сзади подкрался другой русский, и его очередь заклинила мой мотор. Я находился над русской территорией, поэтому понятно, что я сразу повернул назад, чтобы достичь немецких позиций. Сплошной линии фронта не было, однако я видел немецкие танки.

Чтобы не попасть в плен, я полетел на запад и решил садиться на брюхо. Однако в последний момент я увидел, что едва не влетел в небольшую лощину, протянувшуюся прямо поперек направления моего полета. Я коснулся земли на слишком большой скорости. Закрылки не слушались, поэтому я никак не мог снизить скорость. Истребитель после удара подбросило в воздух. Я ударился головой о приборную доску и прицел, перескочил лощину и снова толкнул ручку управления вперед. Самолет шлепнулся на землю по ту сторону лощины. Последнее, что я запомнил – высокую стену, несущуюся навстречу, я врезался в нее с ужасным грохотом. Окончание истории рассказал мой ведомый, который кружил надо мной и следил за происходящим.

Когда все стихло, выяснилось, что крылья истребителя оторвало, мотор отлетел в сторону, но, слава богу, самолет не загорелся. Я валялся среди обломков, но неподалеку оказался немецкий танк. Танкисты подбежали и вытащили меня из кабины. Я был без сознания и ничего не ощущал. Обо всем этом я узнал много позднее. Уже ночью меня доставили в полусгоревшую школу в Таганроге. Там был устроен перевязочный пункт, но не госпиталь. Во всяком случае, с таким тяжелым случаем, как мой, там ничего не могли сделать.