Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Как только послышались первые выстрелы, кронштадтцы инстинктивно схватились за винтовки и начали стрелять во все стороны. Здесь было убито и ранено несколько человек. Наконец, пальба сама собой стала стихать… Сколько усилий ни прилагал авангард шествия, чтобы снова построить правильные колонны, это никак не удавалось. Равновесие толпы было нарушено. Всюду казался притаившийся враг. Одни продолжали идти по мостовой, другие перешли на тротуар. Винтовки уже не покоились мирно на левом плече, а была взята на изготовку… К Таврическому дворцу мы подошли хотя и в строю, но довольно условном» [1698] Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер 1917 году. С. 124–127. .

«Это была знакомая мне толпа Якорной площади, но уже охмелевшая от пролитой за день крови — от дома Кшесинской до Таврического дворца матросы шли «с боем», стреляя налево и направо, наводя ужас на население, кое-где громя магазины» [1699] Войтинский В. С. 1917-й. Год побед и поражений. С. 172. , — замечал Войтинский. Кронштадтцы подошли как раз в тот момент, когда перед толпой выступал вызванный ею Чернов.

Рослый рабочий, поднося кулак к лицу Чернова, исступленно кричал:

— Принимай, сукин сын, власть, коли дают.

«Если это даже не более как анекдот, и в этом случае он с грубоватой меткостью выражает самую суть июльской ситуации», — считал Троцкий. Через пару минут в Белый зал вбежал кто-то с криком, что Чернова арестовали матросы и с ним собираются расправиться. ЦИК «в неописуемом возбуждении» отправил на выручку министра несколько видных своих членов из числа большевиков во главе с Троцким [1700] Троцкий Л. Д. История русской революции. Т. 2. Ч. 1. С. 45. . С ним на место происшествия побежал и Раскольников: «Выйдя на подъезд, мы прошли сквозь расступившуюся толпу кронштадтцев прямо к автомобилю, в котором без шапки сидел арестованный Виктор Чернов. Вождь эсеровской партии не мог скрыть своего страха перед толпой: у него дрожали руки, смертельная бледность покрывала его перекошенное лицо, седеющие волосы были растрепаны… Трудно сказать, сколько времени продолжалось бы бурливое волнение массы, если бы делу не помог горнист, сыгравший обычный судовой сигнал, призывающий команду к полной тишине и спокойствию. В одно мгновенье все стихло и воцарилась мертвая тишина…

— Товарищи-кронштадтцы, краса и гордость русской революции! Я не допускаю мысли, чтобы решение об аресте министра-социалиста Чернова было вами сознательно принято… Кто тут за насилие, пусть поднимет руку…

Никто даже не приоткрыл рта, никто не вымолвил ни слова возражения.

— Товарищ Чернов, вы свободны, — торжественно произнес тов. Троцкий.

Чернов был ни жив ни мертв. Я помог ему сойти с автомобиля: с вялым, измученным видом, нетвердой, нерешительной походкой он поднялся по ступенькам и скрылся в вестибюле дворца» [1701] Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер 1917 году. С. 129, 130. .

Чернов вернулся в зал заседания. «Матросы, заполнившие сквер, шумели, волновались, — наблюдал Войтинский. — Но, видимо, не знали, что делать дальше» [1702] Войтинский В. С. 1917-й. Год побед и поражений. С. 172. . Раскольников подтверждал, что они с Рошалем в этот момент действительно пытались «выяснить дальнейшее назначение кронштадтцев. Наверху, на хорах, опоясывающих зал заседаний, встречаем Владимира Ильича… Ильич в хорошем настроении. Видно, широкий размах демонстрации, развернувшейся под нашими лозунгами, несомненный успех нашей партии его глубоко радуют». Ждут дальнейших инструкций. «Наскоро созывается совещание активных работников. Присутствует немного: около двадцати человек. Произносят речи: сперва Зиновьев, затем Троцкий, потом я и наконец Рошаль. Освещая вопрос с разных сторон, все приходят к одному выводу: демонстрацию следует считать законченной, участников пригласить вернуться в казармы… Я остаюсь в Таврическом дворце, чтобы присутствовать на заседании ЦИКа… а Рошаль идет разводить кронштадтцев по квартирам; им назначены помещения: в доме Кшесинской, в Петропавловской крепости, в Морском корпусе и в Дерябинских казармах» [1703] Раскольников Ф. Ф. Кронштадт и Питер 1917 году. С. 130–131. .

Никитин весь день из Таврического дворца поддерживал телефонную связь со штабом округа.

«После инцидента с Черновым залы и передние пришли в волнение, а тут еще… зарвавшиеся передние ряды продвинулись на крыльцо, стали требовать выдачи другого министра — Церетели». Это опять подтянулись усталые и раздраженные путиловцы. Никитин попросил Штаб предпринять «хоть какие-то действия.

— Но ты же знаешь, что у нас тоже никого нет, кроме четырех сотен казаков, — разводил руками Билибин.

— Да, знаю. Но Церетели мы выдать не можем: он единственный имеет на Совет сдерживающее влияние, — доказывал Никитин. — По обстановке пора и очень важно показать движение. Четырех сотен более чем достаточно, пошли половину. Только прикажи пустить в ход оружие [1704] Никитин Б. В. Роковые годы. С. 169. .

Половцов с такой логикой согласился, сочтя, что «долгожданная психологически благоприятная минута наступает. Получается по телефону истерический вопль из Совета, где моряки творят насилие и арестовали на дворе самого Чернова (жаль, не растерзали). Теперь я могу действовать в роли спасителя Совета и его великих принципов (можно будет потом спасенных и поприжать малость)… Спешу вниз на площадь, приказываю конно-артиллерийскому командиру Ребиндеру взять два орудия, сотню казаков прикрытия, идти на рысях по набережной и по Шпалерной к Думе, сняться с передков и, не доходя ее и сделав одно возможно краткое предупреждение, или даже без этого, открыть огонь по толпе перед Таврическим дворцом. Кончаю внушительным повторением:

— И огонь откройте.

Ребиндер со своим отрядом уносится» [1705] Половцов П. А. Дни затмения. С. 143. .

Рассказ Арамилева, ставшего очевидцем последующих событий: «Это произошло на углу Литейного проспекта и Шпалерной. Надвигался вечер. Главные силы демонстрантов прошли и находились в районе Невского. Многие колонны расходились по домам… Навстречу, тяжело громыхая по камням мостовой, сотрясая грунт, точно стайка огромных черепах, катится батарея… Жутко и молча глядят на праздничную шумящую улицу пасти орудий. Батарею прикрывает лихая казачья сотня… Сотник подает команду. Сверкнула в воздухе сталь клинков, приготовленных к рубке человеческого тела… Сотня на маленьких крепких лошадках вылетела вперед батареи. Пригнувшись к седлам, казаки с гиканьем понеслись навстречу демонстрантам…

Людское стадо испуганно шарахнулось к панелям. На середине улицы остался неведомый дотоле защитного цвета грузовик. Пыхтя и чуфыркая, неуклюже повернулся он туловищем поперек улицы, смертным огнем двух пулеметов, стоящих на левом борту кузова, харкнул в лицо подскакавших вплотную казаков… Лошади приняли на себя первые горсти свинцовых орехов. В предсмертном храпе, в судорогах падают у самых колес грузовика на обожженный солнцем камень, заливая его кровью, калом, высыпавшейся из разорванных ран на животе требухой… Скачущий по прямой линии всадник — слишком хорошая мишень для пулеметчика. Казаки под прямым углом повернули с Литейного на Жуковского… Потеряв добрую половину состава, сотня ушла от смерти…