Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Для Центральных держав, из последних сил выдерживавших тяготы войны, революция в России была даром небес: самый их сильный противник выходил из строя. Берлин, боясь вспугнуть удачу, прекратил военные действия на Восточном фронте, подталкивая дальнейшее разложение России призывами к миру, братаниям, поддержкой пацифистским силам, включая большевиков, пропагандой, возвращением в Россию радикальных революционеров, стимулированием национальных движений, прежде всего, на Украине и в Закавказье. Ограниченные военные удары Германии имели скорее психологический характер, ставя целью спровоцировать внутриполитические осложнения для российской власти, вызвать панику населения и усилить стремление армии к миру.

Брюс Локкарт справедливо замечал, что «революция была революцией ради земли, хлеба и мира, — но прежде всего ради мира. Был только один путь спасения России от большевизма — это заключить мир. Керенский провалился потому, что не захотел мира. И Ленин достиг власти только тем, что обещал прекратить войну» [3251] Локкарт Р. Б. Агония Российской империи. Воспоминания офицера британской разведки. М., 2016. С. 179–180. .

Правительство пало во многом из-за своей идейной бесплодности. «В чем была его программа? — задавал вопрос Бубликов. — Она формулировалась в коротких словах: «Довести страну до Учредительного собрания, продолжая войну». Что это? Разве этим можно предлагать народу отсрочку решения всех волнующих его вопросов до неведомого будущего, когда он всем существом своим требует от своей власти: Действия. Немедленного действия. Немедленного устроения всех нужд, выполнения всех его многолетних мечтаний, выставления перед Россией таких задач, от которых гордостью забилось бы ее сердце, загорелись бы глаза и радостно было бы каждому всего себя за нее отдать» [3252] Бубликов А. А. Русская революция. Впечатления и мысли очевидца и участника. М., 2016. С. 114. .

Троцкий выносил правительству безжалостный приговор: «Об этом правительстве можно вообще сказать, что до самых дней Октября оно в трудные минуты переживало кризисы, а в промежутках между кризисам… Существовало. Непрерывно «обсуждая свое положение», оно так и не нашло время заняться делами» [3253] Троцкий Л. Д. История русской революции. Т. 1. М., 1997. С. 349. . Правительственные кризисы следовали один за другим. «Два месяца — вот почти точно тот срок, на который вновь организовавшемуся правительству удавалось удержать над страной власть, становившуюся все более и более номинальной и фиктивной» [3254] Милюков П. Н. История второй русской революции. М., 2001. С. 54. , — отмечал Милюков. В начале мая он подаст в отставку вместе с Гучковым, оказавшимся бессильным изменить «условия, угрожающие роковыми последствиями для свободы, безопасности, самого существования России».

После июльского кризиса и устранения князя Львова во главе государственной машины оказался энергичный человек — Александр Керенский — который искренне пытался привести Россию к торжеству демократии, как он сам ее понимал, но не обладал ни качествами стратега или аналитика, ни железной волей или хитростью диктатора. «Керенский чем дальше, тем больше становился единственным связующим звеном между крайностями, утратившими взаимное понимание, при центре, продолжавшем терять поддержку массы, — писал Милюков. — Политическая позиция, в начале понятная и даже неизбежная, все более превращалась в одинокую позу, выдерживать которую становилось трудно для актера, а наблюдать со стороны — невозможно для зрителя» [3255] Там же. С. 208. .

Проседали одна за другой ведущие политические партии. Скорость их падения определялась сначала степенью их близости к императору, а затем — степень сопротивления немедленным чаяниям масс. «Одновременно с падением царской власти погиб авторитет всех монархических партий, затем в один-два дня исчез авторитет партии октябристов и ее лидеров (Родзянко, Гучкова и других), в две-три недели пал авторитет кадет, вслед за ними пришла очередь плехановцев, трудовиков и всех «социал-соглашателей»: социал-демократов меньшевиков и социалистов-революционеров… На смену должны были прийти большевики, дававшие полный простор своеволию масс, ничего не тормозившие, благословлявшие разнузданность всякого рода и дававшие ей идеальные облагораживающие словесные одежды. Успех большевиков был неизбежен» [3256] Сорокин П. А. Социология революции. М., 2005. С. 78. , — подчеркивал Питирим Сорокин.

Когда большевики приходили к власти, они имели дело не с функционирующей государственной системой, разрушенной Временным правительством, а с анархией.

Революция перевернула все классы традиционного российского социума, взорвала нравственные и духовные столпы общества, вывернула на поверхность глубинные пласты народного бессознательного с ее бунтарским и анархическим началом. Крупный историк Степан Борисович Веселовский еще 7 мая 1917 года записал в дневнике: «То, что называют теперь великой революцией (это уже вторая! сколько сил!) в сущности есть не революция, и даже не политический переворот, а распад, разложение, государственное и социальное» [3257] Веселовский С. Б. Страницы из дневника 1917–1923 // Великая русская революция глазами интеллектуалов. М., 2015. С. 225. . Страна оказалась во власти взбудораженного революцией народа, который почувствовал неограниченную свободу, понимаемую как отказ от самоограничения, и уставшего от войны. Революционные идеи всегда сильнее всего резонируют в молодежной среде. Российскую революцию делали молодые люди, многие — в романтическом порыве к справедливости, многие — как средство самовыражения и ухода от серых будней.

После Февраля Россию поразила эпидемия слов, шествий, празднований, отражавших несбыточные фантазии о прорыве в царство справедливости во всемирном масштабе, в которых потонули реальные проблемы. Возник новый язык, в котором центральное место заняли понятия свободы, народа, революции и контрреволюции, «демократии» как социализма и «буржуазии» как всего несоциалистического и не рабоче-крестьянского. Но из этого языка выпали понятия России, Отечества, Родины, веры, долга, чести.

«Поток слов ораторов первой эпохи революции подготовлял почву для большевиков, — писал кадет Рысс. — Агитация Совета рабочих депутатов против буржуазии готовила бесславную кончину самому же Совету: безответственные речи Керенского и тысяч других не могли остаться без результата. Послушав эти речи три-четыре месяца кряду, народ требовал, чтобы слова был заменены действиями, из этих слов вытекающими. И когда действия не было, народ был вправе думать, что его обманывали Керенский и лидеры социалистических партий… И в том, что партии и члены их обещали и обещаний своих не выполнили, было предзнаменование большевиков, людей действия» [3258] Рысс П. Я. Русский опыт. Историко-психологический очерк русской революции. М., 2017. С. 64. .