Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Своим отречением Николай II не оставлял монархии даже теоретического, юридического шанса. А монархисты — Гучков, Шульгин, высший генералитет — так спешили от него избавиться, что не обратили внимания на подобную «мелочь». Или, может, Николай II, прекрасно знавший законы, специально совершал такую правовую провокацию, чтобы затем была возможность оспорить его отречение как незаконное? В этом его подозревали и современники, и советская историография [343] См.: Иоффе Г. З. Крах российской контрреволюции. Л., 1977. С. 53–54; Пушкарева И. М. Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 г. в России. М., 1982. С. 211. .

Когда и великий князь Михаил Александрович 3 марта согласился отречься, возник еще более запутанный юридический казус, для разрешения которого члены Временного правительства привлекли как раз Набокова, который «тотчас же остановился на мысли попросить содействия такого тонкого и осторожного специалиста по государственному праву, как барон Б. Э. Нольде» [344] Набоков В. Д. Временное правительство. С. 20. . С собой барон захватил первый том Основных законов. Было над чем поломать головы. Итак, отречение Николая II юридического титула для Михаила Александровича не создавало, поскольку Николай не мог отрекаться ни за себя, ни за наследника. Случай с отречением Михаила был не менее сложный: «Надо ли было считать, что в момент его подписания Михаил Александрович был уже императором и что акт является таким же актом отречения, как и документ, подписанный Николаем II. Но, во-первых, в случае решения вопроса в положительном смысле отречение Михаила могло вызвать такие же сомнения относительно прав других членов императорской фамилии, какие, в сущности, вытекали и из отречения Николая II. С другой стороны, это санкционировало бы неверное предположение Николая II, будто он вправе сделать Михаила императором. Таким образом, мы пришли к выводу, что создавшееся положение должно быть трактуемо так: Михаил отказывается от принятия верховной власти» [345] Там же. С. 21. .

Текст отречения Михаила писали на квартире Путятиной — в детской комнате — Набоков, Борис Эмманулович Нольде и Шульгин, с порога отвергнув тот проект, который от имени Временного правительства предлагал Некрасов. О разногласиях политического характера поведал Шульгин: «Особенно долго спорили о том, кто поставил Временное правительство: Государственная ли дума или «воля народа»? Керенский потребовал от имени Совета рабочих и солдатских депутатов, чтобы была включена воля народа. Ему указывали, что это неверно, потому что правительство образовывалось по почину Комитета Государственной думы. Я при этом удобном случае заявил, что князь Львов назначен Государем императором Николаем II приказом Правительствующему Сенату, помеченным двумя часами раньше отречения. Мне объяснили, что они это знают, но это надо тщательнейшим образом скрывать, чтобы не подорвать положение князя Львова, которого левые и так еле-еле выносят» [346] Шульгин В. В. Годы. Дни. 1920 год. М., 1990. С. 543. .

Оригинал акта об отказе Михаила от престола князь Львов лично доставил в Таврический дворец. Документ заканчивался словами: «Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования, Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа» [347] ГА РФ. Ф.668. Оп. 1. Д. 131. Л. 1. .

Этот манифест окажется единственным правовым основанием власти Временного правительства, что подтверждали и его авторы. «Акт 3 марта, в сущности говоря, был единственной конституцией периода существования Временного правительства» [348] Нольде Б. Э. Далекое и близкое. Исторические очерки. Париж, 1930. С. 145. , — уверял Нольде. Набоков подтверждал, что «акт об отказе от престола, подписанный Михаилом, был единственным актом, определившим объем власти Временного правительства и вместе с тем разрешившим вопрос о формах его функционирования» [349] Набоков В. Д. Временное правительство. С. 21. .

Вместе с тем акт не был правовым документом. Он вообще не имел ничего общего с правом. Как справедливо подметили английские биографы Михаила Александровича, «Нольде с Набоковым создали документ, который — если бы когда-нибудь до этого дошло дело — выдержал бы рассмотрение конституционным судом ровно столько времени, сколько судьям потребовалось бы, чтобы с ним ознакомиться…» [350] Кроуфорд Р. и Д. Михаил и Наталья. Жизнь и любовь последнего русского императора. М., 2008. С. 457. Во-первых, Михаил не брал власть, а значит, не мог ею распорядиться, а уж тем более наделить кого-то всей полнотой власти. Во-вторых, отказываться от власти он мог за себя, но никак не за других Романовых, среди которых первым по праву наследования стоял великий князь Кирилл Владимирович. То есть именно неправовой акт Михаила, не вступившего на царствование, де-факто отменил в России монархию. Впрочем, в-третьих, он не столько ее отменял, сколько подвешивал корону, оставляя ее как бы временно вакантной до созыва Учредительного собрания. Не правовой характер документа был очевиден его творцам. Набоков прямо признавал, что «мы в данном случае не видели центра тяжести в юридической силе формулы, а только в ее нравственно-политическом значении» [351] Набоков В. Д. Временное правительство. С. 21. .

Ссылки на акт Михаила Александровича как на источник легитимности правительства еще встречались в первые дни революции. Так, Милюков убеждал Мориса Палеолога, что власть он и его коллеги «получили, наследовали от великого князя Михаила, который передал ее нам своим актом об отречении» [352] Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М. — Пг., 1923. С. 369. . Но позднее и Милюков признавал, что таким источником акт не являлся: «Уходившая в историю власть пробовала дать этому правительству санкцию преемственности, но в глазах революции этот титул был настолько спорен и так слабо сформулирован самим Михаилом Александровичем, что на него никогда впоследствии не ссылались» [353] Милюков П. Россия на переломе. Т. 1. Париж, 1927. С. 47. . У Временного правительства не было никакой правовой легитимности.

Но как документ политический акт Михаила был замечателен. Каждый мог прочесть в нем то, что хотел. А Милюков был крайне доволен найденной и озвученной им еще 2 марта формулой о революции как источнике легитимности нового правительства. «Эта простая ссылка на исторический процесс, приведший нас к власти, закрыла рот самым радикальным оппонентам. На нее потом и ссылались как на канонический источник нашей власти» [354] Милюков П. Н. Воспоминания. Т. 2. М., 1990. С. 267. . Ученик великого Ключевского мог бы знать, что революционная легитимность является самой непрочной.