Ирина Рудычева - Французская империя и республика

А между тем даже после признания права Алжира на самоопределение де Голль все еще пытался найти такой вариант «сосуществования» с Алжиром, при котором его связь с Францией оставалась бы достаточно крепкой. Вот как описывал эти события Р. Ланда: «Бесперспективность «умиротворения», ширившееся во Франции движение за мир в Алжире и рожденные алжирской войной трудности на международной арене, так же, как и желание де Голля наладить отношения Франции с арабским миром, заставили президента Франции признать право алжирцев на самоопределение 19 сентября 1959 г. Тогда европейцы-«ультра» в Алжире, не желавшие смириться с этим, организовали в январе 1960 г. мятеж («неделю баррикад»), но потерпели крах. После этого де Голль выдвинул формулу «алжирского Алжира, тесно связанного с Францией», но имеющего «свое правительство, свои учреждения и законы». Он подразумевал тем самым как бы автономию Алжира при сохранении за Францией полного контроля над его внешними сношениями, экономикой, финансами и обороной». Это предложение со всей очевидностью показывает, что французский президент, хорошо понимая, что процесс деколонизации остановить уже невозможно, все же пытался всячески его затормозить, сохранив при этом тесные связи с колонией, давно уже считавшейся неотъемлемой частью Франции.

Тем не менее сомнения в правильности принятого де Голлем решения высказываются и в наши дни. В то время как большинство исследователей видят в нем одну из ведущих политических фигур французской истории новейшего времени, есть и такие, кто относится к его личности и деятельности весьма негативно. В числе последних — Лев Вершинин, который пишет о президенте с немалой долей сарказма: «Даже теперь… в Париже и окрестностях не принято сомневаться в правоте де Голля. Это — табу. Любого усомнившегося тотчас заклевывают и слева — коммунисты, и справа — голлисты. «Шарль XI», честно говоря, любивший не столько Францию, сколько себя в ней, да и «легендой» ставший лишь потому, что один из его фанатов застрелил (только ли по личной инициативе?) адмирала Дарлана [31] Жан Луи Ксавье Франсуа Дарлан (1881–1942) — французский адмирал флота, один из лидеров вишистского режима в 1940–1942 гг. В годы Второй мировой войны он вел двойную игру, вступая в переговоры то с немцами, то с американцами, вызывая тем самым негодование у генерала де Голля. 4 декабря 1942 г. Дарлан объявил себя главой французского государства в Северной Африке. По предварительному соглашению с генералом Д. Эйзенхауэром он был немедленно признан в этом качестве США в противовес де Голлю, которого активно поддерживала Великобритания. 24 декабря Дарлан был застрелен французским монархистом, молодым французом 20 лет по имени Фернан Бонье де Ла Шапелль. Никаких доказательств причастности к этому убийству де Голля нет. Не приводит их и Лев Вершинин. , прочно стоит на пьедестале. Но факт есть факт: удар в спину армии и колонистам был нанесен в тот самый миг, когда ФНО уже переставал существовать, а выжившие боевики бежали в Тунис». Судя по словам другого историка — Александра Самсонова, и «сейчас часть правого движения Франции считает, что люди, боровшиеся за «восстановление порядка» в Алжире, были правы». И таких противников деколонизации, сожалеющих о том, что Франция, «подчинившись воле долговязого мономана, ушла из Алжира», до сих пор имеется немало.

Вопросом — «Был ли де Голль прав?» — задается и Дмитрий Назаров. Но отвечает на него более объективно, с учетом фактического состояния алжирского общества в тот период: «Был ли шанс удержать Алжир, или кажущееся конъюнктурным решение оказалось единственно возможным? По-видимому, да: в любом случае местное население составляло большинство, и оно не было готово мириться со своим подчиненным положением. Не исключено, что армия в конце концов смогла бы разгромить ФНО, но и эта дорогостоящая победа только отстрочила бы неизбежное „падение колонии”». Такая точка зрения, на наш взгляд, ближе к истине.

Что же касается возникновения и деятельности ОАС, то, как оказалось, эта организация была не единственной, развернувшей свирепый террор в Алжире и во Франции и упорно охотившейся на де Голля. Мало кто знает, что существовал и другой террористический центр, который подготовил и осуществил множество покушений на президента. А кроме того, немалую роль в дестабилизации положения в обеих странах сыграли тайные вооруженные подразделения, созданные в рамках Североатлантического Альянса. Но обо всем этом стоит рассказать отдельно.

Прежде всего следует уточнить, что первым ответом «ультра» на заявление де Голля о признании права алжирского народа на самоопределение стало не создание ОАС, а их открытая подготовка к вооруженному выступлению. Оно состоялось 24 января 1960 г. и получило название «баррикадных боев». Организаторами их стали бывший парашютист, один из главарей путча 13 мая 1958 г. Пьер Лагайярд и бывший владелец кафе в Алжире, главарь фашистского «Французского национального фронта» Жозеф Ортиз, поднявшие на мятеж против французского президента и правительства часть расквартированного в Алжире офицерства и крайне правых кругов во Франции. Этот путч был сорван, а его вожакам пришлось бежать за границу. Однако позднее политические наблюдатели наперебой заговорили о подозрительной роли в этой истории премьер-министра Мишеля Дебре. А социалист Ален Савари и вовсе расценил его высказывания в печати как ясный призыв к восстанию и на этом основании заявил, что «в деле ОАС не военные являются виновными: виновник один — это Дебре». Так ли это, и мог ли главный идеолог голлизма, «голлист первого часа» — так во Франции именуют тех, кто присоединился к де Голлю еще во время войны — стать противником президента?

Действительно, у Дебре и де Голля были разные взгляды на решение алжирской проблемы. В 1957 г., когда стало очевидно, что оно зашло в тупик, премьер призывал со страниц своей газеты «Хроника гнева» к созданию «правительства общественного спасения» во главе с де Голлем и требовал всеми силами удержать «французский Алжир». В частности, он писал в то время: «Так пусть же алжирцы знают, что отказ от французского суверенитета в Алжире является не легитимным; те, кто согласились бы с этим, тем самым поставили себя вне закона, но те, кто этому воспротивится, невзирая на используемые средства, использует право на самооборону». Вот это-то заявление и категорическое неприятие Дебре предоставления независимости Алжиру и было расценено как призыв к восстанию. Но ведь сделано оно было за три года до «баррикадных боев»!

Что же касается пессимистического заявления премьера об обстановке, увиденной им в мятежном Алжире, то вряд ли оно было сделано с целью вынудить правительство пойти на компромисс с путчистами. Скорее всего, это было объективное отражение действительности, которая не могла не вызывать у Дебре, как у главы правительства, тревоги. Ведь ни тогда, ни впоследствии премьер, занимавший в отношении судьбы Алжира позицию, совершенно противоположную позиции президента, не выступил против него. Правда, он не раз пытался его переубедить, но разговор на эту тему у них так и не состоялся. Так же, как и отставка Дебре, заявление о которой он подавал неоднократно. Он ушел со своего поста только в 1962 г., после получения Алжиром независимости, а в 1981 г., когда его спросили, почему он стал кандидатом на выборах президента, заявил: «Я хотел продолжить дело де Голля». Это ли не свидетельство его солидарности с великим политическим деятелем Франции и чувства глубокого уважения к нему?