Сергей Исаев - У истоков американской истории. V. Квакерство, Уильям Пенн и основание колонии Пенсильвания. 1681-1701

Колония Мэриленд, по сравнению с уже описанными, представляет собой на порядок более сложное, даже причудливое явление. Нельзя сказать, что она была основана по инициативе английской короны, но и нельзя сказать, что она была создана как убежище для религиозных диссидентов. Католичество в Англии 1630-х гг. существовало полулегально, подвергалось периодическим преследованием и было ненавидимо пуританами и пуританскими оппозиционерами ещё больше, чем англиканами и английскими властями. При этом в Англии пуританизм был верой простонародья, а католичество верой аристократов. Карл I, несомненно, хотел обеспечить католикам своей страны убежище в Америке, какое уже имели пуритане. Вероятно, он видел в такой католической колонии противовес соседним пуританским, подобно тому, как по соседству с Англией католическая Ирландия уравновешивала пуританскую Шотландию. Точно так же и Сесил Калверт, лорд Балтимор, когда получил от Карла I хартию на заселение территории и назвал её в честь супруги короля – католички Генриетты-Марии, он надеялся превратить её в убежище для знатных католиков. Но при реализации в условиях Америки замысел претерпел значительные изменения. Для возделывания земли пришлось привлекать простолюдинов-протестантов, которых было раз в 5–10 больше. Так католики, в Европе преследовавшие протестантов повсюду, где только могли, и категорически отрицавшие свободу совести, в Америке вынуждены были провозгласить свободу совести по собственной инициативе (акт ассамблеи Мэриленда от 24.04.1649). Более того, католикам Мэриленда свободу совести вскоре пришлось защищать с оружием в руках, ибо под впечатлением событий Английской революции мэрилендские пуритане попытались лишить католиков прав или изгнать. Дело дошло до локальной гражданской войны и расстрела четырёх офицеров-католиков (1654–1655). Лорд-протектор Англии Оливер Кромвель вмешался в ситуацию в Мэриленде, как ни удивительно, чтобы защитить католиков, власть Балтиморов и режим веротерпимости (начало 1658 г.). Своеобразие расклада церковно-политических сил в этом конфликте заслуживает самого пристального внимания. Кромвель был радикальный протестант. Но он был индепендент, а не пресвитерианин. Индепенденты, отвергавшие всякую церковную иерархию на уровне выше конгрегации, недоверчиво относились ко всякой жёстко централизованной церкви, хотя бы и кальвинистской. И Кромвель использовал свою власть, чтобы защитить католиков – религиозное меньшинство – от репрессий со стороны приверженцев пуританской церкви. Мы ещё не раз увидим точно такой же расклад, когда речь будет идти об обстоятельствах формирования колонии Пенсильвания, с той лишь разницей, что в эпоху Реставрации власть имеющий католик – король Яков II – будет покровительствовать «внесистемным» религиозным радикалам – квакерам. В дальнейшем на протяжении полутора веков пуританское большинство населения Мэриленда жило под властью Балтиморов – католиков, в 1715 г. перешедших в англиканство. Тем самым они обрели опыт веротерпимости, полезный, но едва ли политически очень значимый, учитывая малый размер колонии и распространение в Мэриленде в XVIII в. рабовладельческих табачных плантаций (рабы никакого политического значения, естественно, не имели). Рассматривая последующую историю Мэриленда, трудно отделаться от впечатления, что причудливость первоначального расклада религиозно-политических сил каким-то не очень понятным образом фатально и многократно воспроизводилась в дальнейшем. Так, роль Мэриленда в движении за независимость была незначительна, однако после того как независимость стала фактом, именно от этого штата исходила категорическая и очень важная инициатива создания федерального земельного фонда США (1777–1781): Мэриленд единственный из 13 первоначальных штатов отказывался ратифицировать Статьи Конфедерации, пока прочие штаты не отказались от своих владений за Аппалачами в пользу США. Конституцию США Мэриленд долго не хотел ратифицировать, заявляя, что сильная центральная власть всегда нежелательна и опасна; однако после поздней и неохотной ратификации власть в Мэриленде получили федералисты – партия значительно более склонная к злоупотреблению этой самой властью, чем её оппоненты – джефферсоновские республиканцы. В 1810 г. Мэриленд первым из штатов ввёл всеобщее избирательное право, причём инициатива исходила от федералистов. В других штатах федералисты выступали за сохранение цензов, в Мэриленде же они были уверены, что всеобщее избирательное право вернёт им власть, – и не ошиблись. Накануне и во время Гражданской войны ситуация в Мэриленде складывалась не менее своеобразно. Этот штат не участвовал в мятеже Юга и не присоединялся к Конфедерации, он оставался в составе США и воевал на стороне северян, то есть победителей. Однако очень многие мэрилендцы симпатизировали Югу, и Джеймс Рэндолл – в их числе. В песне «Мэриленд, мой Мэриленд!», написанной в апреле 1861 г., Рэндолл оплакивал горькую судьбу штата, оккупированного федеральной армией США, чтобы обезопасить столицу страны – Вашингтон: «Пята тирана топчет твой брег, о Мэриленд! Его факел у дверей твоего храма, о Мэриленд!» «Тиран» – это то ли солдат федеральной армии США, то ли сам президент Линкольн… С 1939 г. и до сих пор песня «Мэриленд, мой Мэриленд!» является гимном этого штата! Оценить вклад колонии/штата с такой причудливой судьбой в становление американской демократической государственности крайне сложно, но весомым он в любом случае не был.

Колония Род-Айленд, – которая с 1776 г. является самым малым по площади штатом США (3200 кв. км), – была основана Роджером Уильямсом и его последователями. Они стали баптистами вследствие эволюции религиозных убеждений. До того они были конгрегационалистами, но отказались подчиняться дисциплине бостонской церковной конгрегации, были за это изгнаны и основали колонию-убежище Провиденс. Соглашение о принципах управления, которое эти поселенцы подписали в 1640 г., предусматривало свободу совести. Но в Род-Айленде идея свободы совести весьма отличалась от той, что воплотилась в английском билле 1689 г. В документе 1689 г. речь шла о том, что законодатель признавал определённые, названные или описанные в законе и хорошо ему известные мировоззрения не подрывными, а приверженцев этих мировоззрений – неопасными для государства. Речь не шла о том, чтобы заявить от имени государства, будто оно вообще никакие взгляды не считает опасными для себя, и будто государству вообще нет дела до того, каких убеждений придерживаются его граждане, в том числе и избираемые на должности. Однако род-айлендский документ 1640 г. воплотил именно этот последний, весьма рискованный подход. Поэтому в Род-Айленде терпели и тех, кого не терпели больше нигде, и очень скоро религиозная пестрота крохотной колонии стала уникальной. Помимо баптистов, там поселялись квакеры – особенно с 1657 г., когда во всех других колониях их объявили вне закона. Весьма комфортно чувствовали себя католики. В 1658 г. из Ресифи – бразильского города, где голландская власть сменилась португальской – переселилась община иудеев. Представлены были и более мелкие и экзотические секты, но квакерское присутствие нарастало наиболее ощутимо: к 1690 г. квакеры составляли в Род-Айленде примерно половину населения. Поскольку квакеры – догматичные пацифисты, отказывавшиеся не только носить оружие, но и голосовать за военные расходы, рост их влияния мог сделать колонию беззащитной не только перед индейской угрозой, но и перед агрессивными поползновениями соседних колоний. В 1644 г. Род-Айленд категорически отказался вступать в Конфедерацию Новая Англия. Но в 1675–1676 гг., когда Конфедерация вела «Войну короля Филипа» против индейцев – вампаноагов, наррагансеттов и покассетов – милиционеры Конфедерации действовали на территории Род-Айленда, не спрашивая согласия и не считаясь с протестами его властей. В дальнейшем маргинальное положение крохотной колонии только усугубилось 4. Правда, жители Род-Айленда активно содействовали движению за независимость. Но в планах заменить аморфные Статьи Конфедерации обязывающей конституцией род-айлендцы усмотрели покушение на свои свободы и категорически отказались участвовать в Конституционном Конвенте 1787 г. в Филадельфии. Лишь когда Конституция была принята всеми другими штатами и крохотному Род-Айленду стало грозить исключение из США и торговая блокада, Род-Айленд утвердил её 29.05.1790. В тот день на ратификационном конвенте штата, по предварительной договорённости, против этого решения было подано 32 голоса, а за – 34, ни единым голосом не больше, чем было необходимо для ратификации. К тому же – по контрасту с Массачусетсом – Род-Айленд категорически отказывался заменить колониальную Хартию, выданную ещё королём Карлом II в 1663 г., на нормальную конституцию штата. По Хартии же избирательными правами обладали только собственники земли, а к началу 1840-х гг. их доля упала до 1,7 % населения. Власти штата невозмутимо игнорировали движение за замену Хартии конституцией. Наконец, в 1842 г. дело дошло до вооружённого восстания под руководством Томаса Дорра. Лишь после этого – в 1843 г. – Род-Айленд последним из 13 первоначальных штатов принял свою первую конституцию. Вникнув в мотивы, побуждавшие лидеров Род-Айленда упрямо сопротивляться в XVII в. требованиям соседних колоний, а позже – требованиям федеральных властей, мы, вероятно, нашли бы в них важные резоны 5 5 Их и приводят авторы, видящие в Роджере Уильямсе предтечу демократии и свободы совести в их современном понимании: см. напр.: Brockunier S. H. The Irrepressible Democrat. Roger Williams. New York, 1940. Но если даже признать наличие сходства с современными нам политическими институтами по всем внешним показателям, из этого вовсе не следует, что род-айлендские порядки, перенесённые в Массачусетс или Коннектикут в колониальные времена, обеспечили бы этим колониям вариант развития чем-то лучший, нежели тот, который осуществился. . Но как эти мотивы ни оценивать, невозможно сомневаться в том, что тенденции развития Род-Айленда резко отличались от общеамериканских. Если вспомнить изречение Сенеки: Ducunt volentem fata, nolent emtrahunt – «Покорных рок ведёт, влечёт строптивых», – то можно сказать, что в становление американской федеральной государственности Род-Айленд не внёс никакого вклада; что лишь после долгого сопротивления он неохотно принял то, что было инициировано прочими штатами; что этот штат был «строптивым», и рок его «влёк», а не «вёл». Развитие Род-Айленда не показательно ни для Новой Англии, ни для будущих США вообще.