Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

Перед прусской миссией во Франкфурте была тогда поставлена основная задача, заключавшаяся в нормализации отношений с Австрией. Это соответствовало широко распространенному в то время в германской общественности мнению, что противостоять вызовам времени, таким как революционная опасность и угроза со стороны Франции, Пруссия может либо в союзе с Россией и Австрией [151], либо только в союзе с Австрией в рамках усиления германских интеграционных процессов [152].

Однако Бисмарк при соблюдении внешне благовидного по отношению к Австрии образа действий и при заверениях в тесной дружбе между двумя дворами с первых дней пребывания в «этой лисьей норе Союзного сейма» [153]стал добиваться дипломатических побед Пруссии над Австрией. В дело даже шли пропуски Бисмарком заседаний Союзного сейма, что блокировало работу Сейма в части обсуждения вопросов и принятия решений [154]. В трех важных вопросах: подготовка законодательства о печати, образование прусского военно-морского флота, а главное, сохранение патронажа Пруссии в Таможенном союзе – Бисмарком была одержана победа [155]. Такие успехи молодого дипломата не могли остаться незамеченными, особенно противниками Пруссии в Союзном сейме. Представители средних германских государств роптали на то, что поведение Пруссии, этого «самого решительного и самого опасного врага Союзной конституции», может обострить австро-прусский спор за главенство в Германском союзе, а сам Союз вернуть в революционное состояние 1849 г. [156]В одном из писем своему брату королю Фридириху-Вильгельму IV прусский принц Вильгельм отмечал: «Все враждебныенам газеты уже твердят, что Б<���исмарк> Ш<���ёнхаузен> должен уйти, а на его место должен прийти Рохов, что значит: сделать из козла садовника<���…> Господь да сохранит нас от такого поражения!» [157]. В средних и мелких германских государствах встречали настороженно разыгрывавшуюся с новой силой политическую борьбу между Австрией и Пруссией [158].

Не осталась она незамеченной и в Петербурге. Для урегулирования конфликта во Франкфурт из Штутгарта был отправлен российский дипломат Александр Михайлович Горчаков, имевший хорошее представление о германских делах. Бисмарк жаловался Мантейффелю на то, что «князь Горчаков прибыл сюда, кажется, для содействия делу мира в Союзном сейме, но его взгляды на события носят явно сильную вюртембергско-австрийскую окраску, которую он приобрел в Штутгарте» [159]. Австрийский представитель во Франкфурте и по совместительству председатель Союзного сейма граф Фридрих фон Тун-Гогенштейн даже и слушать ничего не хотел об этой миссии Горчакова и таком грубом вмешательстве иностранного государства во внутригерманские отношения [160]. Бисмарк был недоволен оценкой Горчаковым своей роли в решении австро-прусских противоречий: «В качестве курьеза, я хочу привести тот факт, что князь Горчаков посредством своего личного влияния рассчитывал содействовать полному примирению между Австрией и Пруссией. Хотя он приписывает эту заслугу не только себе, но и тому обстоятельству, что он является слабым эхом голоса императора» [161]. В действительности, как писал Бисмарк, все спорные вопросы были решены еще до момента приезда князя. Более всего у Бисмарка «вызвало недоумение, что князь Горчаков смотрел на все события, в сущности, сквозь австрийские очки» [162], а перед отъездом передал графу Туну сообщение о результатах своей миссии, что доказывало Бисмарку поддержку Петербургом Австрии в германских делах.

Была ли такая поддержка Австрии основана на личных взглядах Николая I, или того требовали внешнеполитические планы России? В одном из писем Бисмарку прусский посланник в Карлсруэ Карл Фридрих фон Савиньи выразил мнение, что Россия намеренно затягивает Австрию в решение германских вопросов для того, чтобы иметь свободу действий на Балканском полуострове.

Планы России в этом регионе были действительно серьезными. В начале 1850-х гг. российский император Николай I считал возможным военными мерами принудить турецкого султана решить спор о Святых местах в пользу России. В письме фельдмаршалу И. Ф. Паскевичу 7 января 1852 г. он писал: «Ежели дело примет серьезный оборот, тогда не только приведу 5-й корпус в военное положение, но и 4-й, которому вместе с 15-й дивизией придется идти в Княжества для скорейшего занятия, покуда 13-я и 14-я дивизии сядут на флот для прямого действия на Босфор и Царьград» [163]. О подготовке экспедиции на Босфор он говорил ранее с морским министром А. С. Меншиковым и адмиралом В. А. Корниловым, начальником штаба Черноморского флота. План экспедиции затем был принят [164]. Серьезные намерения Николая I в решении османской проблемы подтверждали и его беседы с посланником Великобритании в Петербурге Дж. Сеймуром в январе – феврале 1853 г. [165]

Бисмарк тоже учитывал балканский фактор в развитии российско-австрийских связей, однако считал более важными взаимоотношения Петербурга и Вены в Центральной Европе: «Я считаю, что Россия действительно заинтересована в том, чтобы ее сосед был занят в Германии, но не настолько, чтобы он распространил свое могущество на всю Германию, поскольку в этом случае он стал бы более сильным соперником в славянских землях и на Дунае» [166]. В письме Савиньи Бисмарк подчеркивал, что Австрия не сможет и не захочет отказаться от своих славянских земель и планов приобретения новых территорий на Балканах и что «без военного принуждения не даст России парализовать себя в устье Дуная или на своих южных границах» [167].

Оценивая политику Николая I, Бисмарк называл ее «более консервативной и тенденциозной, нежели захватнической», и полагал, что российский император «имеет достаточно земель, чтобы быть счастливым, если ему удастся защитить их вопреки течению времени» [168]. Смысл выражения «вопреки течению времени» становится ясным при прочтении строк из письма Бисмарка Савиньи: «Для императора Николая на первом плане стоит не экспансия, а тенденциозная политика и противодействие системе, которую Франция провозгласила бы на своих знаменах в возможной войне [169](но не для внутреннего применения, а для своих соседей)» [170].

Обсуждение этих вопросов в октябре 1852 г. не было случайным. Оно отражало общую обеспокоенность парламентариев Франкфурта событиями на Востоке. В начале февраля 1853 г. Бисмарк писал Мантейффелю: «Господин Прокеш сделал восточный вопрос предметом своего выступления; по его мнению <���…> зародыш конфликта для европейских хитросплетений <���…> может проистекать из спора о Святых местах между Россией и Францией» [171]. Назначение в конце января 1853 г. известного специалиста по восточному вопросу австрийского барона Антона фон Прокеш-Остена на пост председателя Союзного сейма было встречено в Берлине с настороженностью. По мнению самого Бисмарка, такие изменения демонстрировали повышавшийся интерес Австрии к восточной проблеме, на что должны были обратить внимание Россия и Пруссия. Прусский принц Вильгельм писал своему брату Фридриху-Вильгельму IV, «что это назначение нелепо. Но Прокеш для нас во Ф<���ракфурте>-на-М<���айне> на длительное время – слишком скверно. Я полностью рассчитываю на энергию и силу Бисмарка, чтобы противостоять ему vis à vis» [172]. В письме Герлаху Бисмарк писал о назначении А. фон Прокеш-Остена следующее: «Я думал о нем как Старый Фриц [169]о первых казаках, которых он видел: „с такими необходимо здесь бороться“» [173].