Розали Гилберт - Интимное Средневековье. Истории о страсти и целомудрии, поясах верности и приворотных снадобьях

Потом, в январе, кюре отдал меня в жены Пьеру Лизье, но все равно продолжал частенько познавать меня телесно все четыре года, что оставалось прожить моему мужу. С его ведома и согласия. Иной раз муж спросит:

— А что, кюре еще занимается с тобой этим самым?

А я в ответ:

— Да.

Муж и скажет, бывало:

— Если речь о нашем священнике, так и быть! Если кто другой, ни-ни.

Как эти люди манипулировали совсем юной девушкой, просто ужасно, но хуже всего то, с какой легкостью священник уговорил ее на секс в самом начале. Подобно жертвам многих сексуальных преступлений, девушка пошла на такой шаг добровольно и не видела в происходящем ничего плохого.

Словно этого мало, мужчина, за которого ее в пятнадцать-шестнадцать лет выдали замуж, позволял священнику продолжать пользоваться ею; но только священнику, никому более. Оказаться проданной в качестве секс-игрушки, чтобы муж лучше поладил с Господом, — всего лишь еще одна ситуация, в какую могла попасть средневековая девушка. А какой у нее был выбор? Никакого — Грацида о других вариантах не знала.

К 1320 году Грациде исполнилось всего девятнадцать, но именно тогда она положила конец этому безобразию, заявив, что не хочет более заниматься сексом с Пьером. Отсутствие ее желания превращало все в греховное деяние. Независимо от того, насколько искренним было ее заявление, она наконец решила постоять за себя. Что ж, лучше поздно, чем никогда. В отличие от многочисленных других любовниц Пьера, Грацида Рив из Монтайю, раз закрыв за собой дверь, больше к нему, похоже, не возвращалась.

Ну и молодец.

Колдовство

В воображении особо озабоченных мужчин женщины представали помешанными на сексе бесстыдницами — такова уж их холодная натура — и потому постоянно рисковали быть обвиненными в том, что кого-то нечестным образом соблазнили. Такие обвинения обычно сопровождались перекладыванием вины и обзывательствами.

Например, женщину могли обвинить в том, что она околдовывает мужчину, причем не в хорошем, романтическом или куртуазном стиле, а с применением самых настоящих ведьмовских снадобий и заклинаний. Мы знаем только о тех историях, где замужняя женщина заводила интрижку на стороне и была за это наказана. В исключительно редких случаях жены не крутили романы тайно, а пускались во все тяжкие, наплевав на мужа и собственную репутацию; об одном из таких нам известно из любопытного судебного разбирательства по делу некой Джоан Беверли.

Джоан Беверли из Лондона

В 1481 году церковный суд Лондона рассмотрел жалобу на некую Джоан, которая определенно… возможно… вероятно, не получала достаточно любви от мужа и пошла искать недостающее за пределами дома.

Церковь Гроба Господня. Джоан Беверли, или Лесселл, или Каукросс, — ведьма; она заполучила двух сообщниц и уговорила их помочь ей сделать так, чтобы Роберт Стэнтоун и еще один благородный человек из Грейс-Инн [28] Одно из лондонских адвокатских сообществ. Прим. ред. любили ее и никого более; они занимались с ней прелюбодеяниями и, говорят, боролись за нее, так что один чуть не убил другого, а супруг ее боится оставаться с ней из-за этих двух людей. Она обычная шлюха и сводня и хочет травить мужчин.

Обратите внимание, сколько в столь маленьком отрывке ругательств и обзывательств. Тут явно что-то не так. Какой-то ужасающий любовный треугольник, в который не входит законный муж Джоан, зато входят двое посторонних мужчин. Так неудачно сложилось, что единственный ее законный сексуальный партнер — единственный же, кто боится даже близко к ней подходить. В любом случае жители Лондона XV века видели в Джоан Как Там Ее Фамилия истинное воплощение гнусной и коварной соблазнительницы.

Что за блудница.

Проституция как грех

С проституцией в Средние века все обстояло непросто. С одной стороны, женщина, которая становилась проституткой и продавала свое тело, грешила сразу на нескольких уровнях морали, а с другой, иногда, по мнению общества, это было на деле не так уж плохо. В любом случае лучше, чем изнасилование, — женщина соглашалась на секс, да еще и получала деньги; а раз все довольны, то какой от того вред? Пьер Видаль из городка Акс-ле-Терм в средневековой Франции как-то раз обсудил этот вопрос с ученым коллегой.

Вчера… добирался я из Тараскона в Акс-ле-Терм с парой мулов, навьюченных зерном. И попался мне какой-то незнакомый поп, нам оказалось по пути. Как перевалили за косогор после деревни Лассюр, разговор зашел о проститутках. Поп мне и говорит:

— Вот найдешь ты проститутку, поладите в цене, так что, переспав с нею, ты не впадешь в смертный грех?..

Я ему на все это ответил:

— Нет, думаю, не впаду [29] Перевод В. А. Бабинцева и Я. Ю. Старцева. Прим. ред. .

Заметьте, в основе дискуссии лежит не вопрос отсутствия у падшей женщины морали, а тот факт, что сделка носит финансовый характер; что проститутка, по сути, оказывает платные услуги. Но если условия приемлемы для обеих сторон, почему такое соглашение должно считаться нечестивым в глазах Бога? Чем оно отличается от найма женщины для оказания любой другой услуги? Нет разницы между женщиной, нанятой для стирки, шитья или варки пива, и женщиной, нанятой для секса. А вот если одну из сторон договоренность не устраивает, тогда это становится грехом.

Вот такая прелюбопытная логика.

Грацида Лизье из Монтайю

Француженка Грацида была полностью согласна с такой теорией. Когда ее спросили о ее добровольных сексуальных отношениях со священником, имевших место в прошлом, женщина ответила так:

Тогда… это мне нравилось, кюре тоже нравилось ласкать мое тело и получать ответные ласки. А потому я не знала греха и он тоже. Но теперь мне с ним уже не нравится. Значит, наперед, сойдись мы с ним, я посчитала бы это за грех! [30] Перевод В. А. Бабинцева и Я. Ю. Старцева. Прим. ред.

Похоже, между ними происходило нечто куда более греховное, нежели рекомендуемое полное воздержание, особенно в случае со священником.

Впрочем, с гибкой логикой относительно греховности платного секса соглашались не все. Некоторые люди придерживались куда менее толерантного подхода, однако он, несмотря на всю нравственность, скорее всего, ввергал женщину, не имевшую иных возможностей заработать на жизнь, в пучину еще больших финансовых трудностей. Если ей нечего было продать, кроме себя самой, а ее лишали и этого источника дохода, ей оставалось только попрошайничать и мириться с ужаснейшей нищетой.