Сергей Никитин - Как квакеры спасали Россию [litres]

В августе 1917 года поздно вечером к Бузулукскому вокзалу, расположенному на приличном расстоянии от города, подошел поезд. Из вагона вышли шесть молодых женщин, но только одна из них понимала русский и могла на нем говорить. Это была Амелия Фабиржевская, уроженка Царства Польского, в недавнем прошлом российская подданная, эмигрировавшая в США и успевшая получить американское гражданство незадолго до отъезда. Остальных звали Нэнси Бабб, Эмили Бредбери, Анна Хейнс, Лидия Льюис и Эстер М. Уайт.

Эмили Бредбери так описывала эти события в своем дневнике:

26 августа 1917 года, воскресенье. Приехали на поезде (из Кинеля) и сошли в Бузулуке около 22 часов – никто нас не встретил, никто на вокзале, казалось, не знал об английской миссии, и никого из них не знали. Чиновники стали звонить по телефону, чтобы найти хоть кого-то, кто мог говорить по-французски. Наконец нашли одного джентльмена, который был ужасно милым и сказал, что поедет и привезет мистера Ригга. Он привел с собой жену, которая настояла на том, чтобы мы пошли к ним в дом, и мы находились там до тех пор, пока не прибыл мистер Ригг. …В конце концов все образовалось, добралась до постели в 2 часа ночи.

Здание вокзала в Бузулуке.

Иллюстрированная почтовая карточка, нач. XX в.

27 августа 1917 года. Понедельник. Мистер Ригг утром пришел за нами, чтобы отвести нас в офис на завтрак – офис расположен примерно в 16 минутах ходьбы от гостиницы, это дом, в котором три комнаты и кухня, где живет прислуга, все они – беженцы, в основном немцы.

Квакерская команда в Бузулуке стала международной. Несмотря на то что американки говорили на английском языке, Ригг отмечал в дневнике:

Я и не знал, что в Америке по-прежнему среди квакеров в ходу особый, квакерский стиль речи. В Англии молодое поколение квакеров уже не использует все эти «thee» и «thou». Забавно слышать, как они обращаются друг к другу. Их беседы в типично американском духе – нечто новое для нас. Получилось так, что я был единственным старшим в бузулукской группе, когда сюда приехали американцы. Поэтому назначение их по разным центрам стало моей задачей. Однако при помощи Анны Хейнс мне все удалось, и мы распределили американских Друзей по тем точкам, где, как мы полагали, они могли быть наиболее полезны. Американки расселились по своим новым домам, и вскоре активно включатся в работу.

Вот как распределили американок в сентябре 1917 года:

мисс Л. Льюис – Детдом в Могутове;

мисс Н. Бабб – Могутово, больница;

мисс Бредбери – Ефимовка;

мисс Хейнс – Любимовка;

мисс Фабиржевская – Любимовка, поликлиника;

мисс Уайт – Богдановка, помогает мисс Линдсей.

Уже 15 сентября 1917 года Анна Хейнс была избрана представителем американцев в квакерском комитете в Бузулуке, она отвечала за поддержание связи между вновь прибывшими соотечественницами и Комитетом служения американских Друзей (AFSC) в Филадельфии.

Американки весело и с энтузиазмом принялись за работу. Мог ли кто из них подумать, что уже через два месяца совершится еще одна революция, повлекшая за собой беды не менее ужасные, чем беды военной поры?

Но на дворе стоял сентябрь 1917 года, и для работавших в Бузулукском уезде англичан приезд заокеанских сестер по вере ощущался как дуновение свежего ветра. Надо сказать, что это был первый случай совместной работы американских и британских квакеров. Американкам методы работы английских коллег казались не вполне профессиональными, любительскими, зачастую бесцельными и затратными с точки зрения эффективного использования людских ресурсов. Подход американцев к решению проблем был более обезличенным, но от этого участники не становились менее вовлеченными в дело. Они хотели все делать с размахом, действовать стратегически, при этом были весьма ограничены в средствах. Американские квакеры хотели распределять все, что можно, исходя из своего понимания справедливости и равноправия в тех условиях и в той ситуации, в которых они находились в тот момент.

Продолжалась активная работа мастерских в квакерских центрах помощи беженцам. В переписке с Лондоном поднимался вопрос закупки шерсти в Англии для переправки ее в Бузулук, где беженцы уже могли работать с пряжей. Изготовленные беженцами шерстяные чулки отправляли в Татьянинский комитет в Самару – чтобы там помогли с реализацией продукции или обменом на другие носильные вещи.

Детдом в Могутове заполнился новыми детьми. Постоянно не хватало переводчиков, Могутовскому дому очень был нужен учитель. В поисках учителя стучались буквально во все двери, даже, как мы помним, обращались к жившей в Москве графине Ольге Толстой.

В Могутове действовала небольшая больничка, которой до квакеров не было вообще. С августа 1917 года там работал английский доктор Джон Рикман. Квакеры в этой лечебнице старались придерживаться стандартов, принятых для британских больниц, так же было и в других квакерских лечебных заведениях Бузулукского уезда.

Как говорилось выше, это была одна из ошибок иностранцев, работавших в тех краях. Попытки все организовать, как в Англии, к успеху не приводили. Осуществив ревизию имевшегося оборудования, Джон Рикман обнаружил, что в его распоряжении было совсем немного хирургических инструментов, лохань, выполнявшая функции стерилизатора, перевязочный материал в более-менее достаточном количестве и некоторый запас лекарств. Однако при этом в больнице не было ни канализации, ни водопровода. Отсутствовал бойлер, не было ванн и дезинфектора. Приходилось пользоваться примусом и дровяной плитой даже для того, чтобы вскипятить воду в чайнике.

Доктор Рикман решил поменять политику вверенного ему заведения и сделать Могутовскую больницу центром, в котором родственники пациента могли бы научиться ухаживать за больным в условиях, весьма схожих с условиями жизни в их избах. Насколько далеко его идеи перешли установленные границы, видно хотя бы из того, что в больнице стали меньше использовать дезинфицирующие средства. И вот что удивительно: хотя в тот период сообщалось о нескольких случаях заболеваний в уезде брюшным тифом и менингитом, в Могутово вспышки этих болезней не было.

Сюда же, в Могутово, была переведена Амелия Фабиржевская. Она заведовала больничным хозяйством и обучала двух крестьянских девушек азам сестринской работы в домашних условиях. Такой комбинированный русско-иностранный подход принес свои результаты: местное население оценило тот факт, что квакеры не насаждали свои правила, а легко подстраивались под имевшиеся условия.