Сергей Никитин - Как квакеры спасали Россию [litres]

Уоттс и Хейнс получали не только квакерские грузы: через них шло распределение грузов Фонда русских детей, Фонда спасения детей и АРА. Работать приходилось в конторке в самом здании склада, но спустя какое-то время офис перенесли в город: он располагался в Наркомпроде, в Верхних торговых рядах (нынешнем ГУМе), в квартире 201 на третьем этаже. Артур и Анна набрали русский штат для работы на складе: люди занимались распаковкой и упаковкой, административной текучкой.

Зарплату русским сотрудникам платили российские власти, но квакеры понимали, что замерзающие и голодные люди не смогут работать с продуктами и гуманитарной помощью (одеждой) «без определенной для нас потери», как деликатно выразилась Анна Хейнс. Поэтому было принято решение о выделении русским сотрудникам некоторого количества продуктов и одежды из того, что поступало в Россию.

Наркомпрод РСФСР подписал соглашение с квакерами, закреплявшее за ними право хранить и распределять продукты питания и медицинские препараты, доставленные в Москву из Соединенных Штатов и Великобритании. Непосредственно распределением занимались советские учреждения, но квакеры имели право на любую инспекцию и проверку того, куда пришли поставки.

Анна Хейнс и Артур Уоттс жили на пересечении улиц Рождественки и Софийки, в гостинице «Савой», которая к тому времени стала общежитием НКИД. Уоттс добирался на работу на велосипеде, а Анна ходила пешком: путь неблизкий. В те дни транспортная проблема в Москве стояла остро: автомобилей почти не было, извозчики были непомерно дороги, а трамвайное сообщение оставалось крайне ненадежным. Поэтому в очередном письме Анна Хейнс давала практический совет на будущее:

Каждый новый работник, приезжающий в Россию, должен привезти с собой какое-то транспортное средство: велосипед, мотоцикл или «Форд». Вполне возможно, что бензин для нас будет бесплатным. Найм автомобиля теперь обойдется в 2000 рублей за милю.

22 декабря 1920 года открылся VIII съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов РСФСР. Артур Уоттс отправился туда, чтобы послушать выступление Ленина. Уоттс писал, что Ленин в своей речи подчеркнул, что большевики должны делать свои программы понятными для крестьян, что коммунисты должны быть популярны в крестьянской среде. Анна Хейнс тоже посетила съезд: ей запомнилось выступление, в котором говорилось о «городах-садах» как идеале для промышленности, удобных для проживания и для работы.

В декабре 1920 года небольшая англо-американская диаспора в Москве вместе с несколькими сотрудниками НКИД организовала рождественский ужин. Среди приглашенных советских чиновников почетным гостем был Нуортева, помощник секретаря НКИД, с которым квакеры продуктивно сотрудничали. Он произнес речь, в которой высоко оценил помощь квакеров, сказав, что они – единственная организация социальной службы, в отношении которой Советская Россия не имеет никаких замечаний в смысле злоупотребления заявленной миссией.

Теперь, когда квакеры обзавелись собственным офисом, складом и штатом сотрудников, надо было подумать об атрибутах официального представительства и – самое главное – о том, как следует назвать себя на русском языке. Вот как Анна Хейнс рассказывала в своем письме в Филадельфию о сложностях перевода:

После шести недель попыток сделать приемлемый перевод на русский язык Friends International Service мы сдались. Камнем преткновения было слово Service, для которого, как кажется, нет приемлемого русского эквивалента. Одно слово в переводе звучало как оказание чисто материальной помощи, другой вариант казался слишком религиозным, а третий – я забыла, что в третьем варианте было не так, но перевод не выглядел верным, – мне кажется, у него было слишком милитаристское значение. В конце концов мы пришли к мнению, что для официальных бумаг должен быть принят следующий заголовок: ОБЩЕСТВО ДРУЗЕЙ (КВАКЕРЫ) ОТДЕЛ ПОМОЩИ ДЕТЯМ.

Это название довольно точно указывает позицию, в которой мы в настоящее время работаем в России. И если говорить об общественном признании, повсюду мы известны как «квакеры».

На официальных бумагах указывался и адрес: Центральный склад Центросоюза. Переведеновка, Инструментальный пер., 7. Москва тел. 5-91-53.

Продукты питания распределялись при содействии и силами Наркомздрава по детским учреждениям Москвы. В квакерском архиве в Филадельфии я нашел листок в линейку с трогательным благодарственным письмом от детишек из московской Лесной школы, где говорилось:

Мы, дети 1‐й Лесной школы на Воробьевых горах, приносим большую благодарность дорогим иностранцам за присланные нам гостинцы. Ваши подарки нам очень понравились, а сало принесет большую пользу, особенно теперь, так как у нас сейчас уменьшили паек. Примите большое спасибо от русских детей. Приезжайте к нам, будем очень рады. Дети 1‐й Лесной школы.

В лесные школы, где жили московские дети, отпускались жиры, овсянка и нижнее белье. В женские поликлиники и молочные кухни отправляли овсяные хлопья и одежду для самых маленьких. Сухое молоко отпускалось только детям до года – его было мало.

Весной 1921 года квакеры пишут наркому Чичерину, что продукты поставляются из‐за границы в объемах, достаточных для того, чтобы обеспечивать 16 000 детей молоком в течение нескольких месяцев, жиров достаточно для поддержания 30 000 детей в московских учреждениях Наркомздрава. Имелись запасы мыла, лекарств и одежды. Квакеры выражали надежду, что поставки продолжатся, что они увеличатся, и тогда они хотели бы расширить географию своей работы, включив в нее Петроград и другие регионы России. Поскольку не всем гуманитарным организациям разрешили въезд в Россию и не у всех иностранных организаций помощи были средства на содержание своих сотрудников в России, квакеры занимались распределением поставок от Фонда спасения детей и иных организаций.

Число иностранных организаций, желавших помочь продуктами, росло, но попасть в Россию было не так-то просто. Москва не хотела пускать иностранцев, поскольку ведущие иностранные державы не признавали большевистскую власть. Квакеры были уже в России, и они готовы были распределять поставки от других. Но нужны были люди, необходимо было пополнение в квакерский офис в Москве. Именно поэтому в апреле 1921 года Артур Уоттс через Чичерина запросил разрешение на въезд как минимум еще четверых квакеров – ввиду увеличения поставок. Он уведомил Чичерина, что в случае увеличения потока поставок число сотрудников придется увеличить до 20, а то и 30 человек. А еще понадобятся переводчики.

Чичерин ответил через неделю, подчеркнув, что квакеры «заслужили признательность и поддержку с нашей стороны». При этом советский нарком жестко дал отповедь иным иностранным доброжелателям, которые стремились приехать в страну. Он писал, что доброе отношение большевиков к квакерам не приведет Кремль к решению распахнуть двери Советской России для разного рода иностранных обществ по оказанию вспомоществования. Георгий Васильевич точно знал, что «подавляющее большинство этих организаций недружественны по отношению к Советской России», что они будут строить всякие козни и заниматься антисоветской пропагандой, так как их страны посредством блокады удушали миллионы русских рабочих, их жен и детей, в то же время желая своей помощью «замаскировать и прикрыть самые отвратительные черты бесчеловечной политики своих стран». Подчеркивая нежелание впускать антисоветских иностранцев, Чичерин не возражал против того, чтобы помощь шла через квакеров. Соглашаясь с тем, что рост объемов поставок потребует приезда новых сотрудников, нарком разрешил увеличить штат, но каждого, кто хотел приехать, считал необходимым проверить и всю информацию про каждого кандидата рекомендовал послать Литвинову, тогдашнему представителю РСФСР в Эстонии.