Сергей Никитин - Как квакеры спасали Россию [litres]

Жизнь организуется среди этих руин и опустошения. И делает это сравнительно маленькая группа коммунистов, людей преданных, готовых к самопожертвованию, работающих до последнего дыхания для того, чтобы не только восстановить Россию, но и для того, чтобы реконструировать ее совершенно новыми способами.

Впоследствии А.-Л. Стронг работала в СССР, основала газету The Moscow News, а потом уехала в Китайскую Народную Республику, где восхищалась культурной революцией и хунвейбинами, дружила с Мао. Анна-Луиза Стронг умерла в Китае в 1970 году и была похоронена в Пекине, на кладбище Мучеников революции.

Родившаяся в 1895 году Джессика Смит приехала в Советскую Россию из Америки в феврале 1922-го, где работала на квакеров до января 1923-го. За это время ею было написано множество рассказов и коротких заметок. Она исколесила немало дорог, посещая деревни и хутора, находившиеся в зоне работы Американской группы ОДК. После возвращения в США Джессика Смит стала редактором издания «Советская Россия сегодня» (Soviet Russia Today) – рупора просоветской организации «Друзья Советской России» (Friends of Soviet Russia). В годы Второй мировой войны она основала Национальный совет американо-советской дружбы (National Council of American-Soviet Friendship). Уже после войны Смит неоднократно приезжала в СССР, оставаясь восторженной почитательницей страны Советов. Спустя почти пятьдесят лет она добралась и до Сорочинска: ее визит с удовольствием вспоминал директор Краеведческого музея города Сорочинска А. Т. Синельников, с которым мне довелось встретиться в 1997 году.

Также я читал статью Джессики Смит в советском журнале «Крестьянка», в которой американка с восторгом описывала замечательные успехи Страны Советов, как они ей виделись из далеких Соединенных Штатов.

И Джессика Смит, и Анна-Луиза Стронг какое-то время прожили в СССР, они были оптимистками, смотревшими на окружавшую действительность сквозь розовые очки. Понятно, что они были не одиноки в своих симпатиях большевикам. Читая архивные материалы, я неоднократно сталкивался с тем, что некоторые сотрудники квакерских миссий давали тенденциозную картинку, когда описывали советскую действительность, находя объяснения отдельным недостаткам и особо подчеркивая положительные стороны жизни в стране. Часто позитив виделся по причине прозаической – по незнанию русского языка и доверию по отношению к официальной большевистской пропаганде. Но Смит и Стронг – особые случаи. Анна-Луиза Стронг, например, с удовольствием сообщала:

Даже в этой обстановке неопределенности Россия в своем бюджете на следующий год выделяет больше средств на образование, чем на военные расходы. Это – единственная в мире страна, о которой можно рассказать такое.

Уже упоминавшаяся выше американка Элис Хамилтон, врач и специалист по охране труда, встречалась во время своей поездки в Россию в 1924 году как с Анной-Луизой Стронг, так и с Джессикой Смит. Последняя произвела на Хамилтон удручающее впечатление:

Как-то вечером мы говорили о тотальной слежке в России, и я сказала, что в СССР люди никогда не будут сплочены, пока страна не избавится от слежки и не восстановит доверие людей друг к другу, что взаимное подозрение и взаимное предательство разрушили человеческие отношения. Джессика Смит настаивала, что это – необходимость. «Но, – сказала я, – разве вам не дороги такие чувства, как честь, разве для вас честность и верность – пустой звук?» Моя собеседница с сожалением улыбнулась: «У вас мелкобуржуазная идеология». Я спросила: «Неужели вас ничуть не возмущают жестокость, ночные аресты, расстрелы без суда и следствия, каких сотни?» – «Конечно, нет, – отвечала Джессика. – Я руководствуюсь единственным: всякий раз спрашиваю себя, полезно ли это для партии? Если полезно, то все правильно; если нет, то произошла ошибка».

Исполнительный секретарь Комитета служения американских Друзей Вилбур Томас, в 1923 году побывавший в России, писал:

Нам довелось встретиться с довольно большим числом известных членов правительства, и я был очень сильно впечатлен тем, что в настоящий момент происходит в России. Люди, работающие в правительстве, очень способны, они делают все, что можно сделать в таких ужасных условиях, которые были навязаны им. Нет никаких сомнений в их успехе.

Проработавший год в Сорочинском американский квакер Эдвин Вейл вспоминал приезд Вилбура Томаса к ним и его выступление:

Томас подчеркнул значение нашей работы как для России, так и для Америки, и речь шла не только об облегчении участи страдающих материальной помощью, но и о всемирном братстве и любви к людям, о гуманизме. «При том что коммерческая пресса и религиозная пресса гнобят Россию, – говорил нам Вилбур Томас, – кто же продемонстрирует дружбу, кто с ними подружится?»

Американец Эдвин Вейл за год жизни в Сорочинском и Гамалеевке очень хорошо разобрался в том, что происходило в стране. Его дневник полон интересных замечаний и зарисовок:

Эта страна не кажется коммунистическим государством. Тут точно нет ничего коммунистического, а при НЭПе она с каждым днем удаляется от коммунизма все дальше и дальше. Самым близким к реальности будет такое определение: государственный капитализм. Коммунизм был на противоположном конце траектории раскачавшегося маятника, раскачавшегося по причине ненавистного угнетения со стороны правящих деспотов самодержавия и иностранного капитала, и потому коммунизм – недостижимая крайность, экстрим, которого не достичь. Как это уже часто случалось в истории, реформаторы вернулись к старому злу, оправдывая свои действия суровой необходимостью, поступая так же, как и те, кто был до них. В самом начале революция отменила смертную казнь, однако теперь расстреливают даже за взяточничество, ненавистная система ЧК по-прежнему использует тайных агентов, которые теперь служат другому хозяину. У теперешних властей гуманности не больше, чем у прежних. Вы знаете, что власти не видят проку от церкви и делают все, что только можно для того, чтобы разделаться с ней: идет конфискация церковных ценностей, обложение налогами. Вполне естественно, что они желают разрушить церковь, поскольку она являлась инструментом угнетения и оплотом реакции. Но мне такая политика кажется близорукой, в ней нет ничего конструктивного. Они заставляют все государственные школы учить атеизму.

Вместе с тем Эдвин Вейл тут же замечал:

Пытаюсь подняться над пристрастным видением того, что такое революция и коммунизм, и обрести чистое видение явления в исторической перспективе… Революция – что бы под этим ни понимали – великое историческое событие, которое, как и любое другое событие, должно быть изучено честно.