Владимир Ленин - К двадцатипятилетию первого съезда партии

В № 44 «Правды», за 27 февраля 1923 года, в 10-м тезисе (25 лет Р. К. П.) напечатано: «Часть группы «Рабочее Знамя» имела намерение в 1898 голу выделиться в особую социал-демократическую партию в противовес тем с.-д. организациям, которые были заражены экономизмом» (столбец 6-й).

Не имела «намерения выделиться», а выделилась, образовав партию. Точного названия сейчас не припомню, кажется: русская с.-д. партия. Но самое важное это речь о противовесе «экономизму». Поскольку речь идет о времени, чрезвычайно близком к дням 1-го съезда, мне это кажется весьма сомнительным. Исправлять прошлое — дело безнадежное. Мотивы же этой организации, ее цели выяснены выше.

Касаясь еще формальных связей групп-участниц съезда, нужно напомнить, что по первому предполагавшемуся уставу съезда (о котором у меня сохранились указания в моей статье в «Прол. Рев.», № 1) предполагалось иметь по два представителя от каждой организации: одного рабочего и другого интеллигента.

Такая формула демократического представительства диктовалась молодостью некоторых организаций, привлечь которые мы желали. И вне конспирации это, конечно, было бы возможно

[37]

осуществить. Даже и при конспирации, но при условии съезда за границей. Интересно, что следы этого первого устава сказались на выборах рабочих групп.В записках Люльева, Поляка, Виленского, Линовецкой-Даргольц и Даргольца имеются вполне соответствующие истинеуказания на этот счет.

Но благо революции — высший закон для революционера. И посему демократизм пришлось похерить.

Даже если бы нас было на съезде и меньше, не девять, а только шесть, напр., соответственно числу организаций, то и тогда мы бы имели право говорить от имени пролетариата всей России.

Морально мы представляли весь пролетариат как дерущийся на войне авангард делает дело всей армии. А ведь это и есть право, вернее — обязанность для авангарда пролетариата осуществлять его диктатуру. Когда-то и меньшевики как будто это понимали. Только Октябрьская революция вывихнула им мозги, когда им, как пассажиру спросонья, на заре подъезжающему к станции назначения, начинает казаться, что поезд идет в обратном направлении. Но вернемся к теме.

Устами съезда говорил не только пролетариат, а вся революционная Россия.

Вот почему мысль, высказанная на съезде, чтобы в манифесте было сделано указание на наследование знамени борьбы с самодержавием от «Народной Воли», была для нашей партии полезна. Кто думает иначе — плохой диалектик: он отражает предыдущую ступень развития, когда шла борьба между марксизмом и народничеством, и народничество еще было живой силой, которую нужно было бить. Для съезда это была превзойденная ступень. Мы просто вступили во владение имуществом побежденного. Для нас противник уже не существовал. Оставалась священная реликвия, омытое кровью во многих боях славное знамя, которым мы завладели по праву победителя. И будучи добрыми революционерами, все, до собственной шкуры (по образцу Жишки), желающие использовать для дела революции, мы ставили этот трофей в наш храм, желая всеми способами привлечь в него наибольшее количество молящихся. А указание на преемственность от «Народной Воли» могло содействовать как притягательная

[38]

сила для тех, которые пришли к марксизму, предварительно пройдя через народничество. Если такому большому пароходу, как тот, на котором прибыл в партию т. Ольминский, показалось удобным или приятным причалить именно к этому месту манифеста, то тем больше притягивало это место более мелкие суда. Т. Ольминский пишет: «Этот день настал (назвать себя соц.-дем. Б. Э.) по прибытии в Сибирь, когда удалось прочесть манифест первого съезда об образовании Рос. Соц.-Дем. Рабочей Партии. В нем, между прочим, было сказано: «ставя главнейшей из ближайших задач партии в ее целом завоевание политической свободы, социал-демократия идет к цели, ясно намеченной еще славными деятелями старой «Народной Воли>. Но средства и пути, которые выбирает соц.-демократия, иные» (сборник «От Благоева», стр. 78). Плохо понятая мысль была в манифесте еще хуже выряжена.

Нам, киевлянам, хорошо спевшимся, эта мысль была вполне понятна. Но оставшиеся два члена первого Ц. K., не киевляне оба, не усвоили, повидимому, этого главного. И поэтому они и не заметили даже, что к цитируемому выше абзацу манифеста прибавлено нечто неверное о преемственной связи между нашей партией и партией «Народной Воли». Выше процитированного сейчас места в манифесте сказано: «Как движение, так и направление социалистическое, Российск. С.-Д. Р. П. продолжает дело и традиции всего предшествовавшаго революционного движения в России». Что мы, как социалисты, продолжаем традиции «Н. В.», это, конечно, было неверно. Кстати сказать, готовясь иметь дело о будущим, незнакомым нам и неизвестным редактором не только манифеста, но и, может быть, вашей газеты (за него предварительно ручался Радченко), мы, киевляне, относились к этому с большим недоверием. Последняя добродетель была нам свойственна в высшей мере. В нашем Ц. К. об этом контроле чужака у нас был особый разговор.

Первый съезд созвала группа «Рабочей Газеты». Но так как многие смешивали эту организацию с другими киевскими организациями, с которыми «Рабочая Газета» находилась в

[39]

кровном родстве, то мы тут и выяснили это родство. Предком всех киевских с.-д. организаций является киевский с.-д. кружок начала 90-х годов. Тот самый, который подготовил и издал первый перевод Эрфуртской программы, скоро после его появления в 1891 году. В это время кружок состоял из пяти членов. Кроме меня, туда входили: Серг. Конст, Мержвинский, Д. К. Лаврентьев, Ив. Ив. Чорба и Як. Макс. Ляховский. В это время связи кружка с рабочими были слабые. Во втором периоде существования этого кружка количество его членов увеличивается, и связи с рабочими все расширяются. А с 1893 года уже имеется много рабочих кружков. Вот эта-то организация (первого и второго периода) и есть дед «Рабочей Газеты».

Отцом же является следующая стадия развития вышеописанной группы, когда, в результате споров о пропаганде и агитации, все киевские группы перемешались и из них возникла новая группа, решившая перейти к агитации. Это была группа «Рабочее Дело», издавшая первые два киевского рабочего листка «Вперед» и первую широко распространенную по Киеву прокламацию, о которой говорится в записках Поляка, Сонкина и Рудермана.

А из «Рабочего Дела», после Киевской конференции 17-18 марта 1897 года, вышли две организации: одна местная, киевская, — это «Киевский Союз Борьбы за освобождение рабочего класса» и другая —общероссийская, которая, по названию газеты, и присвоила себе наименование группы «Рабочей Газеты». Поэтому не надо смешивать ни деда с отцом, ни последнего с двумя его сыновьями: Киевским Союзом борьбы и группой «Раб. Газ.».