Евгений Трефилов - Пугачев

Почему Пугачев не пошел из Чернореченской прямой дорогой на Оренбург? Ведь большая часть полков была отправлена из губернии в действующую армию (как мы помним, в то время шла Русско-турецкая война). Вся Оренбургская губерния охранялась лишь тремя полевыми командами (1227 человек) да несколькими гарнизонными батальонами и местным казачьим населением. Что же касается городских оборонительных укреплений, то они не были должным образом подготовлены к нападению повстанцев. По мнению Рычкова, «ежели б оный злодей, не мешкав в Татищевой и Чернореченской крепостях, прямо на Оренбург устремился, то б ему ворваться в город никакой трудности не было; ибо городские валы и рвы в таком состоянии были, что во многих местах без всякого затруднения на лошадях верхом выезжать было можно». Возможно, бунтовщики, несмотря на присутствие в их стане оренбургских жителей, в частности Тимофея Подурова, всё же не до конца понимали, насколько плохо защищен город, а потому не надеялись взять его штурмом. Не исключено также, что на решение не идти прямой дорогой на Оренбург повлияло еще одно обстоятельство: захватив Чернореченскую, самозванец отправил в Оренбург ссыльного Семена Демидова уговаривать жителей перейти на сторону мятежников, однако тот не решился выполнить приказ, а вернувшись в повстанческий лагерь, солгал, будто оренбуржцы не хотят присоединяться к повстанцам. Правда, неизвестно, когда Демидов сообщил об этом Пугачеву — до или после принятия решения не идти прямой дорогой на Оренбург. В это же время Пугачев отправил в Оренбург еще одного агитатора — сержанта Ивана Костицына. Тот проник в город, говорил с местными жителями, но затем был схвачен и «признался в намерении заколоть губернатора» [266] См.: Летопись Рычкова. С. 219; Дубровин Н. Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 30, 34, 37; Крестьянская война 1773–1775 гг. в России. С. 17, 18; РГВИА. Ф. 20. Оп. 1.Д. 1231. Л. 184. .

Однако чем бы ни объяснялся отказ мятежников от движения прямой дорогой на Оренбург, он дал губернатору время для принятия мер по укреплению города. Захват его был бы серьезным ударом по интересам империи — Оренбург был административным и торговым центром обширного края, прикрывавшим все важнейшие пути с юго-востока в центр России и державшим под присмотром неспокойных соседей, «…соседи у Оренбурга, — писал Ф. И. Сукин, — с одной стороны — киргисцы (предки современных казахов. — Е. Т.), который хотя худыя воины, но к грабежу всегда готовы, число же их весьма велико, з другой стороны — башкирцы, народ вет-ренной, котораго дерзость доказывают прежния его бунты» [267] Крестьянская война 1773–1775 гг. в России. С. 18. . Кроме того, Оренбург вместе с Астраханью являлся важным пунктом русской торговли со Средней Азией [268] См.: Тоёкава К. Указ. соч. С. 50–98, 118, 119. .

Губернатор не только приказал обер-коменданту Валленштерну вернуть всех солдат из отлучек, но и предписал другому своему подчиненному, коменданту Верхнеозерной дистанции бригадиру Корфу, командировать в Оренбург по 20 человек с пяти крепостей. 24 сентября Рейнсдорп написал о грозившей опасности сибирскому губернатору Чичерину, казанскому Брандту и астраханскому Кречетникову, а также в подведомственные провинциальные канцелярии. 28 сентября он созвал совет из высших военных и гражданских чиновников, на котором было решено прежде всего отобрать оружие у вызывавших подозрение ссыльных польских конфедератов и вывести их из города [269] Конфедераты — участники союза (конфедерации), созданного шляхтой — дворянством Речи Посполитой в крепости Бар на Подолии (1768–1772), выступавшие против короля Станислава Августа Понятовского и усиления влияния России. После поражения часть конфедератов была отправлена в ссылку в Россию. (Прим, авт.) . Совет постановил также привести в исправное состояние артиллерию и снабдить ее всем необходимым, перевести в Оренбург сеитовских татар (вооруженных следовало использовать для обороны города, а невооруженных и местных обывателей — для тушения пожаров; то же относилось к местным обывателям), разрушить мосты через Сакмару, а «все слабые места города, которые требуют укрепления… осмотреть» и в случае надобности привести в порядок. Особое внимание совет уделил военной дисциплине среди обороняющихся: им запрещалось отлучаться «от тех мест, где кто назначен», «а буде кто отлучится, того в страх другим застрелить» [270] См.: Дубровин Н. Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 30, 31; РГВИА. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1231. Л. 181–183; Летопись Рычкова. С. 214–216, 219, 220; Крестьянская война 1773–1775 гг. в России. С. 18, 19. .

Среди мер, принятых властями в это время, нужно отметить укрепление обветшавших крепостных стен и инженерных сооружений вокруг города. Срочно был очищен крепостной ров, за ним «поставлены рогатины», исправлен земляной вал, у которого «крутости… осыпались». Городские ворота, по свидетельству современника, «не только запирать, но и навозом заваливать стали». Однако последнее распоряжение вскоре было отменено, «ибо признано ненужным и затруднительным» [271] Летопись Рычкова. С. 214, 220, 225; Крестьянская война в России в 1773–1775 гг. Т. 2. С. 122; РГВИА. Ф. 20. Оп. 1. Д. 1231. Л. 181. См. также: Крестьянская война 1773–1775 гг. в России. С. 18, 19. .

Но, несмотря на эти меры предосторожности, Рейнсдорп и другие чиновники, по всей видимости, до конца не верили в возможность осады Оренбурга — иначе чем объяснить тот факт, что власти не запаслись ни продовольствием, ни фуражом? Надежда городских жителей на скорую победу над Пугачевым привела к тому, что и они не сделали запасов необходимых продуктов. Стоит ли говорить, что всё это привело к тяжким последствиям во время осады Оренбурга? [272] См.: Летопись Рычкова. С. 217; Дубровин Н. Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 33, 34; Крестьянская война в России в 1773–1775 гг. Т. 2. С. 116, 125.

Власти допустили и другие промахи. Речь прежде всего идет о «публикации» — своего рода увещевании, с которым 30 сентября они обратились к местным жителям. Оно было вызвано тем, что «в здешних обывателях, по легкомыслию некоторых разгласителей, носится слух, якобы он (Пугачев. — Е. Т.) другого состояния, нежели как есть», иными словами, что он император Петр Ш. В опровержение в «публикации» говорилось: «…он злодействующий в самом деле беглый донской казак Емельян Пугачев, который за его злодейства наказан кнутом с постановлением на лице его знаков; но чтоб он в том познан не был, для того пред предводительствуемыми им никогда шапки не снимает…» При этом власти ссылались на очевидцев, «из которых один солдат Демид Куликов, вчера выбежавший, точно засвидетельствовать может» [273] Цит. по: Летопись Рычкова. С. 216, 220. .

Губернатор и его окружение, не проверив эту информацию, совершили большую ошибку, ведь никаких «знаков» на лице самозванца не было. Впоследствии, вспоминая об этой «публикации», Пугачев свидетельствовал: «…сие не только в толпе моей разврату не причинило, но еще и уверение вселило… что я — подлинно государь» [274] Емельян Пугачев на следствии. С. 88. См. также: Летопись Рычкова. С. 220. . Подтверждением пугачевских слов могут служить отдельные документы повстанцев, например письмо Тимофея Подурова от 4 ноября 1773 года в Оренбург казачьему старшине Мартемьяну Бородину: «Вы называете его донским казаком Емельяном Пугачевым, и якобы у него ноздри рваные и клейменой. А по усмотрению моему, что у него тех признаков не имеется. И с чево бы, братец, в то вступили, и не можно ль вам просить прощения, и може он, человек милостивой, в той вас вине простить может?» [275] Документы ставки Е. И. Пугачева, повстанческих властей и учреждений. С. 84.