Евгений Трефилов - Пугачев

МОСКВА МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ 2015

знак информационной 16+ продукции

ISBN 978-5-235-03796-0

© Трефилов Е. Н., 2015

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2015

Бунтарей, самозванцев и разного рода возмутителей спокойствия в истории нашей страны всегда хватало, но хорошо запомнились людям лишь очень немногие из них. Несомненно, особую память по себе оставил донской казак Емельян Пугачев, назвавшийся императором Петром III и поднявший в 1773 году одно из крупнейших восстаний в истории России. Об этом восстании и его предводителе потомки написали так много [1] Подробный разбор работ, посвященных Пугачеву и вышедших до 1961 года, см.: Крестьянская война в России в 1773–1775 гг. Восстание Пугачева: В 3 т. Т. 1. Л., 1961. , что может возникнуть вполне закономерный вопрос: а нужна ли еще одна книга о Пугачеве? Осмелимся сказать, что нужна, поскольку, думается, даже искушенный читатель узнает из нее кое-что новое о знаменитом самозванце.

Например, оказалось, что Пугачев совсем не отличался богатырским телосложением и яркой внешностью. Он был, по нашим меркам, низкорослым, а по тогдашним представлениям «росту среднего» [2] Средний рост рекрутов 1740–1744 годов рождения составлял 164,9 сантиметра (см.: Миронов Б. Бремя величия // Родина. 2001. № 3. С. 33). (Здесь и далее, за исключением особо оговоренных случаев, примечания редактора.) . В одном официальном документе говорилось, что рост Пугачева — «два аршина четыре вершка с половиной», то есть примерно 1 метр 62 сантиметра. Самозванец был плечист, «но в пояснице очень тонок», лицо имел продолговатое, смуглое, с желтыми конопатинами, большие карие глаза и нос с горбинкой. Темно-русые волосы были «пострижены по-казацки» — «в кружок». Относительно цвета бороды мнения расходятся: некоторые считали, что она черная с проседью, другие — что тоже темно-русая. Имелись у Пугачева и особые приметы: не хватало одного зуба («верхнего спереди»), «от золотухи на левом виску шрам»; кроме того, левый глаз был заметно прищурен.

О голосе Пугачева сведения также противоречивые: по одним данным, он был «несколько сиповат», говорил «тихо и нескоро», по другим — «голос имел громкий» [3] См.: Там же. Т. 3. Л., 1970. С. 444–445; Разсказ, записанный со слов одного из участников в пугачевском бунте // Курмачева М. Д. Города Урала и Поволжья в крестьянской войне 1773–1775 гг. М., 1991. С. 216; Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). Ф. 6. Д. 414. Л. 230 об.; Д. 425. Л. 135; Ф. 1100.Д. 2. Л. 15 об. .

Если такие противоречия имеются в описании внешности и голоса знаменитого самозванца, что уж говорить об оценке его деяний. Даже враги Пугачева в своих оценках не были единодушны. Правда, справедливости ради следует сказать, что основная их масса всё же предпочитала без всяких затей ругать и проклинать грозного бунтовщика. Некоторые делали это в его присутствии, за что поплатились жизнью, причем среди них были не только офицеры-дворяне, но даже один крестьянин [4] См.: РГАДА. Ф. 6. Д. 506. Л. 93 об.; Российский государственный военно-исторический архив (далее — РГВИА). Ф. 20. Оп. 1. Д. 1231. Л. 372. .

Впрочем, таких смельчаков было совсем немного. Большинство осыпали Пугачева оскорблениями и проклятиями, находясь в полной безопасности. В 1774 году, когда самозванец оказался в руках у властей, известный поэт Александр Сумароков придал этой брани в меру изящную стихотворную форму:

Однако некоторые пугачевские враги, не желая его демонизировать, избегали подобного пафоса, высказываясь о мятежнике лишь уничижительно. Например, императрица Екатерина II в письмах называла его глупцом, пьяницей и даже трусом. Государыня и ее иностранные корреспонденты в насмешку именовали Пугачева «маркизом». По мнению одного из командующих антипугачевскими силами А. И. Бибикова, самозванец — всего лишь «чучела, которою воры яицкие казаки играют». Эта оценка повлияла и на дальнейшую историографию. Например, ее подхватил А. С. Пушкин в «Истории Пугачева»: «Пугачев не был самовластен. Яицкие казаки, зачинщики бунта, управляли действиями прошлеца, не имевшего другого достоинства, кроме некоторых военных познаний и дерзости необыкновенной». О том, что самозванец «был игрушкой в руках лиц, преследовавших свои личные и узкокорпоративные цели», писал и автор наиболее обстоятельной дореволюционной работы о пугачевском бунте, историк и генерал Н. Ф. Дубровин. Знаменитый историк С. М. Соловьев пытался внушить похожие мысли гимназистам и студентам через «Учебную книгу русской истории» [6] См.: Философическая и политическая переписка императрицы Екатерины II с господином Вольтером. С 1763 по 1778 г.: В 2 ч. СПб., 1802. Ч. 2. С. 201, 202; Соловьев С. М. Учебная книга русской истории. М., 1860. С. 467–472; Дубровин Н. Ф. Пугачев и его сообщники: Эпизод из истории царствования императрицы Екатерины II. 1773–1774 гг. По неизданным источникам: В 3 т. СПб., 1884. Т. 2. С. 276; Пушкин А. С. История Пугачева // Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 16 т. Т. 9. Кн. 1. М.; Л., 1950. С. 27; Письма А. И. Бибикова//Там же. С. 201; Крестьянская война в России в 1773–1775 гг. Т. 3. С. 37. .

Но порой даже современники, враждебно относившиеся к Пугачеву, высоко оценивали отдельные его качества. Интересно, что Екатерина II в письме Вольтеру высказалась о «маркизе Пугачеве», который «умрет в скором времени подлым трусом», только тогда, когда получила письмо от председательствовавшего на суде над самозванцем А. А. Вяземского, сообщавшего о робком характере Пугачева, а до этого писала тому же Вольтеру (2 ноября 1774 года), что Пугачев «чрезвычайно смелой и решительной человек». Умственные способности Емельяна Ивановича также вызывали неоднозначные оценки. Если главнокомандующий в Москве и по совместительству пугачевский следователь Михаил Никитич Волконский был о них самого невысокого мнения, то члены Оренбургской секретной комиссии 21 мая 1774 года писали Екатерине: «Самозванец, хотя человек злой и продерской, но пронырливой, и в роде своем — прехитрой и замысловатой. <���…> Пугачев не дурак, ибо он, знав сам себя, не приглашал в советы умных, да и не искал их дружбы для того, чтоб они не усмотрели его невежества и не зделали в толпе против него возстания, ибо он грамоте не знал». Правда, Волконский лично допрашивал мятежника, а оренбургские следователи сделали свои выводы на основании показаний пугачевских сподвижников