Бэлла Шапиро - Русский всадник в парадигме власти

Царевич Петр Алексеевич получил свою потешную лошадку с полным нарядом накануне своих первых именин летом 1673 г. Обтянутая белой жеребячьей кожей, она была убрана красным сафьяновым седлом с подпругой, пристругами и позолоченными стременами, уздой из черненого серебра и паперстью, украшенной самоцветами, а также чепраком в цвет седла [677].

Была своя потешная лошадка — деревянная, украшенная «простыми каменьями» (стеклами. — Б. Ш. ), сусальным золотом, серебром и красками и у его младшего единокровного брата царевича Федора, самого известного конника Московского царства. Лошадка была оседлана и взнуздана на железное мундштучное оголовье; ее черную тесьмяную узду украшали морхи в виде бахромы из черного сученого шелка [678]. Обыкновенно потешные кони оставались в числе игрушек царевичей до их «полного возраста». Деревянная лошадка Федора Алексеевича стояла в его хоромах вплоть до его одиннадцатилетия, когда состоялось «всенародное объявление» царевича [679]: в русском средневековье оно связывалось с совершеннолетием, после которого сын мог выезжать вместе с отцом в качестве наследника.

Досуг царевичей до «объявления» не предполагал публичных выходов [680], а состоял, наравне с обыкновенными детскими играми, из ежедневных упражнений в верховой езде, стрельбе из лука и из других подвижных занятий. Такой подход, вполне осознанный и тщательно продуманный, был причиной того, что при московском дворе детская физическая активность приобрела характер культивируемого спорта [681].

Иностранцы, бывавшие при Московском дворе, связывали вынужденное детское затворничество с русскими традициями. «Дети царские, — размышлял Я. Рейтенфельс, — воспитываются весьма тщательно, но совершенно особенным образом, по Русским обычаям. Они удалены от всякой пышности и содержатся в таком уединении, что их не может никто посещать, кроме тех, кому вверен надзор за ними. Выезжают очень редко; народу показывается один только Наследник Престола <���…> а прочие сыновья, равно как и дочери, живут обыкновенно в монашеском уединении. От сидячей жизни они слабы и подвержены многим болезням. Лекаря думают, что и старший царевич (Алексей Алексеевич) умер от недостатка деятельности и движения, составляющих необходимость Природы. С некоторого времени уже больше обращают на это внимания, и Царские дети упражняются каждый день в определенные часы в разных играх, конной езде и метании стрел из лука; зимою делают для них небольшие возвышения из дерева и покрывают снегом, отчего образуется гора: с вершины ее они спускаются на саночках или на лубке, управляя палкою. Танцы и другие занятия, у нас обыкновенные, при русском дворе не употребляются <���…> Долг справедливости требует сказать, что этот скромный и по-видимому простой образ воспитания Царских детей в России дает им прекрасное направление» [682]. В результате такого подхода конная культура органично и естественно входила в русскую повседневность.

Другим средством приобщения царевичей к конному миру были книги. Царские книжные собрания — еще одна особая страница в истории русской культуры, которая не менее прочих зримо свидетельствует о ее динамике. Интересна трансформация царских библиотек на пороге Нового времени, когда они изменяются и количественно, и содержательно.

Библиотека царя Михаила Федоровича, согласно описям 1634 г. и 1642 г., за 8 лет расширилась от 11 книг, хранящихся «в государеве в большой шкатуле» [683], до 29 книг. Это были издания преимущественно духовно-религиозные, с единичными включениями литературы поучительной («Измарагд»), исторической («Троицкое сидение») и философской («Книга Аристотелева») [684].

Довольно объемная библиотека духовных, исторических и учительных книг, печатных и рукописных, принадлежала сыну Михаила Федоровича царевичу Ивану Михайловичу, умершему в малолетнем возрасте 5 лет [685]. В XVII столетии широкое включение книг в число детских забав было обычной практикой воспитания детей царского круга. Источники тех лет свидетельствуют об отношении к детским книгам как к некоторой разновидности игрушек; результатом было частое их поновление. Так, щедро украшенный рисунками сборник житий из библиотеки царевича Федора Алексеевича, изготовленный в 1663 г., за два года активной эксплуатации настолько потерял вид, что был временно изъят из хором четырехлетнего царевича и передан на реставрацию [686].

Четырнадцати- или пятнадцатилетняя дочь Михаила Федоровича царевна Ирина Михайловна, судя по описи, составленной около 1642 г., владела скромным собранием из 5 псалтырей и 2 часовников [687]. Книжное собрание царевича Алексея Михайловича также было невелико. Его библиотека насчитывала 15 изданий, но стоит отметить, что светских книг, прежде всего поучительных и учительных («Азбука», «Грамматика», «Лексикон», и популярнейшая в то время «Космография»), здесь было уже больше, чем в собрании его отца [688].

Собственными, так называемыми «хоромными», книжными собраниями располагали и дети царя Алексея Михайловича: известны отдельные собрания царевен Софьи и Натальи, царевичей Петра, Алексея и Федора [689]. Библиотеки старших сыновей Алексея Михайловича уже были значительно более обширны, чем книжные собрания первых Романовых. Собрание Алексея Алексеевича (старшего сына Алексея Михайловича, умершего в 1670 г. в пятнадцатилетнем возрасте) насчитывало 192 книги, среди которых было 64 русских и 128 иностранных на «иноземных» языках; по другим данным, ему принадлежало 215 книг, в том числе 78 русских и 137 иностранных [690]. Библиотека царевича отличалась от библиотеки его отца не только количественно; главной особенностью этого собрания называют его разноплановость. Так, в нем хранилась живописная детская энциклопедия, составленная для царевича в 1664 г. Среди прочих иллюстраций в ней были помещены изображения «людей на конях русских» [691].

Однако одним из самых полных и оригинальных книжных собраний позднего русского средневековья была библиотека его младшего брата Федора Алексеевича [692]. О ее специфике мы можем судить по двум описям, составленным в 1682 г. после его смерти: первая, под названием «Опись библиотеки царя Федора Алексеевича», содержит указание на 137 книг на польском, русском и латинском языках, оставшихся во дворце. Вторая, озаглавленная «Книги, которые по указы блаженные памяти… царя… Федора Алексеевича… приняты из его великого государя комнаты книгохранительницы в его государеву Мастерскую палату… в нынешнем в 191 году апреля в 12 день», включает описание 143 книг.

Это собрание значительно превосходило все более ранние библиотеки Романовых не только по объему. Треть содержания обеих описей составляют светские издания [693]. Среди уже привычной «духовной книжности», агиографической, исторической и поучительной литературы здесь имелись и издания, прежде не характерные для царских библиотек.