Бэлла Шапиро - Русский всадник в парадигме власти

К концу XVII столетия мода на литературу «лошадиной» тематики вышла за пределы царского двора. «Книга конская» отмечена в библиотеке главы Посольского приказа А. С. Матвеева, владельца обширного и весьма разнопланового собрания. У В. В. Голицына имелся конский лечебник [718], один из множества переводных и отечественных компилятивных сочинений, изданных на волне новой моды. Несомненно, что наиболее интересные иппологические издания принадлежали собранию царя Федора Алексеевича.

Несмотря на некоторые новые черты, присущие придворной культуре XVII столетия, понимание тесной связи всадника и коня, как первого и главного царского слуги, в русском сознании оставалось неизменным. Эта особенность наиболее специфическим образом сказалась в жизненном пути царя Федора Алексеевича — несмотря на череду биографов, одного из самых малоизученных правителей России [719], для которого умение хорошо держаться в седле значило много больше, чем для остальных детей царя Алексея Михайловича. Из-за хронической болезни, которой с юных лет страдал царевич Федор, только «в седле он [был] хорош, легок, молодцеват, [тогда] исчезают вся тяжесть и неуклюжесть его походки, видны лишь юная сила да искусство управлять лошадью» [720].

Сегодня о причинах этой болезни известно только со слов «великого государя ближнего боярина» А. С. Матвеева, записанных по кончине Алексея Михайловича в 1676 г.: «Федор, будучи по тринадцатому году, однажды сбирался в подгороды прогуливаться с своими тетками и сестрами в санях. Им подведена была ретивая лошадь: Федор сел на нее, хотя быть возницей у своих теток и сестер. На сани насело их так много, что лошадь не могла тронуться с места, но скакала в дыбы, сшибла с себя седока и сбила его под сани. Тут сани всею своею тяжестью проехали по спине лежавшего на земле Федора и измяли у него грудь, от чего он и теперь чувствует беспрерывную боль в груди и спине» [721]. Других свидетелей этого происшествия не было, и обыватели связали страсть царевича к лошадям с его недугом.

Современные исследователи называют причиной нездоровья царевича Федора не столько эту травму (да и была ли она?), сколько наследственное заболевание в виде хронического неусвоения витамина С, передавшееся сыновьям царя Алексея Михайловича и Марии Ильиничны Милославской [722]. Так или иначе, царевичевы «ношки» [723]утратили подвижность, и теперь верховая езда давалась царевичу Федору много легче, чем ходьба. Предполагают [724], что именно по этой причине он впервые показался своей невесте Агафье Грушецкой именно верхом, «едучи гулять в Воробьево нарочно мимо двора их, снова в окошке чердачном изволил видеть» [725].

Как и прочие царские дети, Федор Алексеевич научился искусству верховой езды при дворе своего отца, где для малолетних царевичей и их лошадок мастерами Конюшенного приказа изготавливалось особое снаряжение под общим названием «недомерки» [726]. Несмотря на то что снаряжение ребенка-всадника и его миниатюрного коня имело и другое название — «потешное», в действительности оно ничем не отличалось от полноразмерных вещей, кроме габаритов. Первоначально такое снаряжение было только импортным и завозилось в Россию как диковинка. Со временем, когда употребление потешных вещей для обучения царских детей верховой езде стало традицией, было налажено и их местное производство [727]. У шестилетнего царевича Федора уже имелось специальное детское седло; сохранилась запись о том, что к седлу были вышиты серебром по бархату седельные тебеньки [728].

Итак, верховая езда с самых ранних лет стала подлинной страстью царевича Федора, не раз оказавшей влияние на ход его жизни. Потешные деревянные лошадки со временем сменились потешными же, но настоящими, только малорослыми, лошадками; так, участник голландского посольства в Москву 1676 г. Б. Койэтт дважды упоминает о наличии на дворцовой конюшне миниатюрных лошадей ростом с английских догов, или чуть больше. «Четыре из [них] были запряжены в карету, карлик сел кучером на козлы, шесть человек сели внутри и, таким образом, несколько раз объехали вокруг двора, причем карлики, в роде парадных лакеев, бежали кругом», — писал он [729]. Лошади миниатюрных пород в Московии в это время уже не были новинкой: Павел Алеппский свидетельствовал, что еще двадцатью годами ранее путешественники «…удивлялись на обычаи их детей, на то, что они с малых лет ездят верхом на маленьких лошадках <���…> так мы видели и удостоверились в этом после многих расспросов» [730].

Известно, что уже в 1673 г., т. е. к всенародному объявлению царевича Федора, он владел собственной конюшней, на которой стояло 27 «потешных» лошадей [731]. В 1670–1677 гг., как отмечалось выше, Федор Алексеевич положил начало русскоязычной иппологической библиотеке.

Ему принадлежит еще одно нововведение в русской конной культуре, которое обычно остается без внимания (при довольно хорошо изученной реформе платья 22 октября 1680 г. в целом). Хорошо известно, что в 1680 г. царь Федор запретил ношение традиционного парадного костюма, поскольку «старые одежды были долги, прилично женскому платью, и к служилому и дорожному времени непотребны» [732]. Заменой морально устаревшим одеждам было избрано служилое платье, учитывающее нужды деятельного, прежде всего, ратного человека. Новый костюм должен был как можно меньше сковывать движения, что предопределило его меньшую длину.

Сходным образом изменился и внешний вид ездового кафтана — одежды, предназначенной для дороги, в том числе и для верховых выездов. Основу нового гардероба всадника составил укороченный кафтан с прямыми боковыми клиньями, сделанными «по-иному, чем у всех прочих; они вшиты вверху не в виде угла, а в виде сборок, расположенных по прямой растянутой линии» [733]. Кафтан нового покроя, подчеркивающий талию расходящимися от нее мягкими складками, «придавал фигуре стройность и молодцеватость» [734].

В царском гардеробе было несколько таких кафтанов, обозначенных в документах как «кафтаны ездовые с прямым клиньем»: один из бархата лимонного цвета, другой из рудожелтого сукна и еще два из рудожелтой объяри (первый из простой объяри, второй — из гладкой; кафтан из гладкой объяри имел горностаевый подклад — «испод»). Еще один «кафтан ездовой теплый с прямым клиньем» был построен из сукна светло-брусничного цвета, утеплен собольими «пупками» и украшен запонами [735]. Все перечисленные одежды надевались Федором Алексеевичем в дороге к Троицкому богомолью в сентябре 1679 г.

Новые кафтаны «с прямым клиньем» были более функциональны и удобны, чем близкие им конструктивно кафтаны времен Алексея Михайловича. Декоративное решение верховой одежды в целом также стало более лаконичным: так, самый нарядный ездовой кафтан Федора Алексеевича описывался как «зарбаф золотный по нему кубы серебряные, нашивка образцы жемчужные с алмазы» [736]. Большинство других его ездовых одежд было оформлено намного проще; после изменения покроя и упрощения отделки верховые одежды царя и царского окружения приобрели сходство с аналогичным европейским (польским) костюмом.