Елена Калмыкова - Образы войны в исторических представлениях англичан позднего Средневековья

В первой главе, состоящей всего лишь из двенадцати строчек и являющейся, по сути дела, прологом к остальному тексту, анонимный автор смог не только рассказать о том, как он получил откровение, но также обозначить форму и главную тему всего сочинения. Поэт сообщает о том, как во время болезни, когда он, измученный лихорадкой, спал в своей по стели, его посетил Святой Дух, повелевший ему взяться за перо и записать в стихах откровение о грядущих событиях. Стихи содержат явные аллюзии на Откровение св. Иоанна Богослова [5,1]:

В заключении к «пророчеству» автор снова подчеркивает, что все написанное им является не выдумкой, но откровением Святого Духа, полученным в форме вещего сна. [385]Ни в прологе, ни во всем остальном тексте автор ни разу не называет своего имени. В четырех списках, датируемых XIV в., [386]а также в четырнадцати более поздних копиях [387]не содержится никакой дополнительной информации об авторе. Однако уже сам жанр пророчества должен был исключать анонимность: трудно поверить в откровение, данное неизвестно кому. Имя человека, которому Господь открывает знание будущего, являлось важнейшей составляющей подобного текста. Это имя (если оно достаточно авторитетно) должно было работать на подтверждение достоверности предсказания. Разумеется, довольно часто «авторы», которым средневековая традиция приписывала те или иные пророческие тексты, не имели никакого отношения к их сочинению. Важно другое: большинство текстов, которые современная историческая наука считает анонимными, с точки зрения средневековых людей, были написаны известными авторами. Но, возможно, в рассматриваемом случае имя настоящего автора «пряталось» в самом тексте «пророчества», и читателю нужно было просто разгадать этот шифр?

В большинстве рукописей, самые ранние из которых датируются рубежом XIV–XV вв., а также хрониках и документах этого периода можно найти указание на то, что откровение было дано регулярному канонику из Бридлингтона (Йоркшир). [388]С середины XV в. начали появляться рукописи, в которых в качестве автора назывался четвертый приор Бридлингтона Роберт по прозвищу Писец ( Scriba ), живший в XII в. (ум. около 1160 г.). [389]Его имя было буквально «вычитано» из текста, в котором слишком часто употреблялись слова «писец» и «писать», а также различные производные от них. Вскоре после вступления Генриха VII Тюдора на английский престол (1485 г.) ему был преподнесен манускрипт, содержащий «Бридлингтонское пророчество». Текст заканчивался следующими строками:

Эти строки, хоть и перекликающиеся с прологом, но добавленные к «пророчеству» в середине XV в., свидетельствуют о том, что человеку знающему не составляло особого труда отыскать подходящее имя для создателя «Бридлингтонского пророчества». Вполне возможно, что автор намеренно оставил в тексте намеки на Роберта Писца, известного своими учеными трудами, среди которых были комментарии на Апокалипсис и пророчества Ветхого Завета.

Впрочем, с середины все того же XV в. сочинителем «пророчества» все чаще и чаще назывался другой приор Бридлингтонской обители — Джон Твинг (ум. 1379 г.). [391]Правда, подобное авторство угрожало достоверности «пророчества» и делало неуместным для большей части текста употребление будущего времени. Однако Джон Твинг был единственным канонизированным монахом этой обители, следовательно, кому же, кроме него, могло быть даровано откровение Святого Духа. Именно в святости приора следует искать причину возникновения версии о том, что он являлся автором «Бридлингтонского пророчества». Приписываемое Джону Твингу авторство знаменитого откровения заняло достойное место среди легенд об этом святом. Поэтому неудивительно, что уже в первой половине XV в. появились списки пророчества, в которых его автором назывался Джон Бридлингтонский. Более того, в XV–XVI вв. некоторые владельцы старых анонимных списков сочли необходимым вставить в них пометки о том, что автором пророчества был не кто иной, как Джон Твинг. [392]Начиная с середины XV в. в Англии стали появляться первые изображения св. Джона Бридлингтонского, на которых святой муж держал в руках книгу как намек на составленный им текст пророчества.

Следует также отметить, что большинство самых ранних списков «пророчества» дошло до нас вместе с пространным прозаическим комментарием к нему. Судя по всему, этот комментарий был составлен вскоре после самого «пророчества», а именно между ноябрем 1362 г. (в тексте есть упоминания о возвращении домой знатных французских пленников после уплаты за них выкупа) и апрелем 1364 г., когда умер король Франции Иоанн II (о смерти которого ничего не сказано). Подобно автору «пророчества», комментатор попытался скрыть собственное имя, опасаясь навлечь на себя гнев королевских фаворитов или самого Эдуарда III. Однако, по всей видимости, он все же гордился проделанной работой и надеялся, что она не останется без награды. Посвящая свой труд молодому Хэмфри де Боэну, графу Нортгемптонскому, Херефордскому и Эссексскому, комментатор советовал ему, если тот захочет узнать его «тайное имя», прибавить к знаку следствия ( nota consequentiae — «ergo») «голову от сожаления» ( caput miserationis — «m»). [393]Этот простой ребус складывается в имя Джона Эргома. Поразительное проникновение комментатора в сложный авторский план и мастерская дешифровка сложнейшего текста «пророчества» навели исследователей на мысль о том, что Эргом комментировал свое собственное сочинение. К тому же чем ближе к концу комментария, тем чаще Эргом сбивается с третьего лица на первое, идентифицируя себя с поэтом. Известный глубокими познаниями в теологии и, кроме того, являвшийся регулярным каноником-августинцем из Йорка, Эргом мог довольно свободно посещать принадлежащий к тому же братству и расположенный неподалеку Бридлингтонский монастырь. Во время одного из таких визитов он вполне мог познакомить работавших в скриптории монахов с «найденным» им «пророчеством».

В любом случае, независимо от авторства комментарий был составлен Эргомом для разъяснения покровителю подлинного смысла туманного «пророчества». В предисловии Эргом подробно объясняет общие приемы дешифровки (всего комментатор выделил десять типов шифра) и раскрытия истинного значения каждой отдельной фразы. Чаще всего автор, стремясь утаить от непосвященных сокровенное знание о будущем, прибегал к методу, именуемому extranea nominatio , скрывая имена героев за названиями животных или птиц (Бык, Петух, Рак). Использование второго метода было более разнообразным, поскольку в данном случае автор прибегал к указанию на определенный характерный признак действующего лица ( accidentia ). Это могли быть прозвища, полученные при ассоциировании человека с каким-либо случаем из его жизни, чертой поведения, именем или гербом. Например, один из фаворитов Эдуарда III из-за своего дефекта речи получил прозвище Шепелявый ( blesum ), другой придворный был назван Кастратом ( genitalia laesus ) из-за раны, полученной в область гениталий. [394]К этому же методу Эргом относил и ассоциации, возникавшие из-за сходного звучания слов. Порой, не зная шифра к этим ассоциациям, и вовсе невозможно понять смысл некоторых строк. Например, предсказывая сражение при Невиллс-Кроссе (1346 г.), автор писал: