Игорь Бунич - Пятисотлетняя война в России. Книга третья

«Вы приедете в части из столицы, — обратился к слушателям Сталин. — Вам красноармейцы и командиры зададут вопросы, о том что происходит сейчас? Надо командиру не только командовать, этого мало. Надо уметь беседовать с бойцами. Разъяснять им происходящие события, говорить с ними по душам. Наши великие полководцы всегда были тесно связаны с солдатами. Надо действовать по-суворовски».

Упоминание в качестве примера царского генерала было совершенно новым. В зале почти все заметили этот оригинальный идеологический поворот. Вскоре из управления по боевой подготовке РККА поступят новые плакаты, где будет начертано: «Внуки Суворова, дети Чапаева! Бьемся мы здорово, колем отчаянно!» Это было первое, пока микроскопическое изменение курса от интернационализма к национализму, говорящее о том, что пространные депеши Деканозова с законспектированными лекциями нацистских идеологов не пропали даром.

А, действительно, кого еще приводить в качестве примера? Не Тухачевского же? А кто, кроме Суворова, так лихо наступал по сопредельным странам и даже по Италии и Швейцарии?

Сталин сделал паузу, отпил воды из стакана, прищурив глаза, осмотрел притихший зал и продолжал: «Чтобы готовиться хорошо к войне — это не только нужно иметь современную армию, но надо войну подготовить политически.

Что значит политически подготовить войну? Политически подготовить войну — это значит, чтобы каждый человек в стране понял, что война необходима. Народы Европы с надеждой смотрят на Красную Армию, как на армию-освободительницу. Видимо, войны с Германией в ближайшем будущем не избежать и, возможно, инициатива в этом вопросе будет исходить от нас. Думаю, это случится в августе. И вот почему.

Германия начала войну и шла в первый период под лозунгом освобождения от гнета Версальского мира. Этот лозунг был популярен, встречал поддержку и сочувствие всех обиженных Версалем. Сейчас обстановка изменилась. Сейчас германская армия идет с другими лозунгами. Она сменила лозунги освобождения от Версаля на захватнические».

Сталин понимает, что несет ахинею. Разве Версальский договор отнимал у Германии Австрию, Чехословакию или Польшу, которую они так славно разодрали пополам вместе с Гитлером. Но он также понимал, что уже никто не только из сидящих в зале, но и во всей гигантской стране, не осмелится ни то, чтобы что-то сказать, но и подумать иначе, чем повелел вождь.

Затем Сталин переходит к самому главному вопросу — к разоблачению мифа о непобедимости немецкой армии.

«Действительно ли германская армия непобедима?» — вопрошает с трибуны великий вождь и отвечает: «Нет. В мире нет и не было непобедимых армий. Есть армии лучшие, хорошие и слабые.

С точки зрения военной, в германской армии ничего особенного нет и в танках, и в артиллерии, и в авиации. (Сталин-то знает лучше других, что в Красной Армии боевой техники раз в пять больше, чем у вермахта, а качество — вообще сравнивать нечего.)

Военная мысль не идет вперед, военная техника отстает не только от нашей, но Германию в отношении авиации начинает обгонять Англия и Америка».

Это тоже что-то новое. Впервые в столь положительном контексте упомянуты главные оплоты империализма Англия и Америка. У них, оказывается, даже авиация не хуже немецкой.

В заключение, с заметным трудом выбравшись из частокола повторов, Сталин сказал: «Любой политик, любой деятель, допускающий чувство самодовольства, может оказаться перед неожиданностью, как оказалась Франция перед катастрофой». Намек был более чем прозрачный. В самом ближайшем будущем Германию ждет такая же катастрофа, что постигла Францию летом прошлого года.

Поздравив еще раз всех присутствующих с окончанием курса обучения и пожелав успеха, Сталин закончил свою речь, переждав с усталым видом очередную буйную овацию аудитории. Затем начался банкет.

Тосты за пехотинцев, за танкистов, за летчиков, за конников. Еще раз за великого вождя, родного и мудрого товарища Сталина!

За всепобеждающее дело Ленина — Сталина! За прошлые и грядущие победы!

И тут начальник Военной Академии им. Фрунзе генерал-лейтенант Михаил Хозин вдруг взял и предложил тост за мирную политику Советского Союза. Конечно, генерал не сам придумал этот тост — он значился в номенклатуре тостов на всех официальных торжествах. Но произошло неожиданное. Сталин демонстративно отказался пить свой бокал .

Заметно захмелевший вождь поставил свой бокал на стол, расплескав вино на скатерть, и, глядя в помертвевшее лицо генерала тигриными от ярости глазами, раздраженно заявил, что «пора кончать эти оборонительные призывы, ибо их время прошло.

Отныне Красной Армии следует привыкать к мысли, что эра мирной политики закончилась и наступила эра насильственного распространения социалистического фронта».

Затем Сталин в более простых выражениях повторил то, что уже сказал с трибуны:

«Война с Германией неизбежна и возможно, что Красной Армии придется взять на себя инициативу, не ожидая германского наступления». Разумеется, никто не осмелился задать вождю никаких вопросов.

В тот же день 5 мая 1941 года, неожиданно для всех Гитлер прибыл на специальном поезде в Готенгафен, чтобы лично проинспектировать готовность нового линкора «Бисмарк» к выполнению боевой задачи.

Впервые за восемь лет в такой поездке фюрера не сопровождал гроссадмирал Редер, что само по себе говорило о некоторой необычности визита Гитлера на одну из главных тыловых баз германского флота.

Фюрер прибыл с небольшой свитой. Его сопровождали: генерал Кейтель, военно-морской адъютант, капитан 1-го ранга Путгкамер и чиновник министерства иностранных дел при шгаб-квартире фюрера Вальтер Хевель.

У трапа главу государства и вождя нации встретили: адмирал Лютьенс и командир линкора капитан 1-го ранга Линдеман. На палубе ровными рядами стояли матросы, застывшие по команде смирно.

Затем в сопровождении адмирала и командира Гитлер обошел линкор. Он почти час задержался на носовом посту управления артиллерийским огнем, выслушав объяснение младшего артиллерийского офицера о том, как данные о курсе и скорости корабля, а также о направлении ветра и температуре воздуха вводятся в автомат управления огнем. Генерал Кейтель, сам бывший артиллерист, также слушал этот рассказ с неподдельным интересом.

Затем Гитлер уединился в адмиралом Лютьенсом в его салоне, взяв с собой Путткамера, но оставив Кейтеля наслаждаться свежим воздухом на палубе среди корабельных офицеров.

События войны давно уже превратили адмирала Лютьенса в фаталиста. Он был убежден, что рано или поздно ему придется погибнуть в каком-нибудь бою с англичанами, который наверняка будет неравным. Поделился он своими мыслями только с женой, у которой еще с прошлого похода лежал запечатанный конверт с завещанием мужа.