Александр Бушков - Величайшие врачеватели России. Летопись исторических медицинских открытий

Видя, что чума пусть и не побеждена, но изучена и кое-какие «неприятности» доктора ей могут и умеют преподнести, Самойлович переключился на изучение детской смертности – еще одного бича России, чьи причины были совершенно не изучены. Узнав, что учреждены стипендия и фонд княгини Голицыной для тех, кто изучает акушерскую науку, Самойлович не сразу, но добился «гранта» и в конце лета 1776 года уехал во Францию, где особой славой пользовался медицинский факультет Страсбургского университета, где обучались лучшие акушеры Европы и России. Накапливая материал для диссертации, он не забыл о предложении Ломоносова издать на русском языке руководство по акушерскому или, как тогда говорили, «повивальному» делу. В 1778 году составил пособие «Городская и деревенская повивальная бабка», ставшее широко известным в России, как и другие научно-популярные книги Самойловича.

В 1780 году он опубликовал диссертацию по акушерскому делу и два года оставался за границей (как раз в это время в Париже был издан его труд о московской чуме 1771 года). В 1782 году вернулся на родину, где, к сожалению, встретил довольно холодный прием – как не с ним первым случалось, и не только в России. Ограничилось тем, что дипломированному доктору сухо посоветовали ждать вакантной должности.

Ждать пришлось ни много ни мало – семь месяцев. Но потом фортуна все же улыбнулась ему. Пришло крайне вежливое письмо не от кого-нибудь – от очередного всемогущего фаворита Григория Потемкина, в те времена управляющего окончательно вошедшими в состав России Новороссией и Крымом. Потемкин писал: «Известное искусство и прилежание в отправлении звания вашего побудили меня поручить вам главное, по должности медика, наблюдение всех тех способов, которых употребление есть нужно ко упущению и искоренению открывающихся иногда прилипчивых болезней. Херсон, потерпевший от заразы и по соседству с турками, близкий к сему нещастию, должен быть первейшим предметом попечения вашего…»

Акушерское дело, таким образом, отодвигалось на задний план, вперед вновь выступила борьба с чумой. Самойлович стал губернским доктором Екатеринославской и Таврической областей. Главной порученной ему задачей стало провести противочумные мероприятия в Херсоне. Вскоре доктор достиг нешуточных успехов. В феврале 1785 года Потемкин писал Екатерине: «Особенно отличил себя доктор Самойлович, который собственным своим примером… великое число избавил от смерти и о роде заразительной болезни весьма важные учинил открытия». Правитель Екатеринославского наместничества писал еще восторженнее: «Самойлович – о нем иначе промолвить нельзя, как герой чумной или истинный эскулапий, или, когда хотите, Гиппократ. Ей-ей, я пред вами не солгу».

За очередные заслуги Самойлович – один из немногих российских медиков – получил чин коллежского советника (уже равный армейскому полковнику). Одновременно пришло и признание за рубежом – Самойлович был избран почетным членом нескольких зарубежных академий, получил от австрийского императора большую золотую медаль.

А вот на родине ему не всегда и везло… Самойлович долго добивался возможности преподавать в госпитальных школах – не получилось. В 1783 году он написал обширную лекцию «Речь к ученикам госпитальным Российской империи», где высказывал немало толковых мыслей. Рекомендовал посылать за границу на учебу не юнцов со школьной скамьи, а тех, кто уже имеет некоторый медицинский опыт, знает, чего ему не хватает, что следует перенять в чужих краях к пользе российской науке. И посылать в первую очередь людей, уже проявивших интерес к научным исследованиям и кое-что в медицине сделавших, чтобы не только слепо перенимать заграничные науки, но и знакомить тамошних ученых со своими достижениями, а они у русской медицины безусловно имелись. Для диссертаций рекомендовал выбирать в первую очередь темы, пригодные для охраны здоровья народа, да и писать диссертации на русском: «Разве не выгоднее было бы, что наши слушатели написали несколько полезных для своих сограждан, которым они пригодятся, нежели чтобы они привозили с собой пустейшие трактаты, бесполезные как для страны, так и для самих авторов?»

Вот только речь эта так и не была произнесена в России и впервые напечатана во Франции в 1787 году. У Самойловича хватало в России завистников и врагов-интриганов.

Какое-то время казалось, дела идут весьма даже неплохо. Самойлович совершил инспекционную поездку в тот же Херсон, где вновь появилась повышенная заболеваемость среди солдат. В отчете Потемкину командующий войсками Херсона генерал Самойлов писал, что Самойлович как врач и организатор выполнил свою миссию блестяще: «…неусыпные труды которого заслуживают награждения орденом Святого Владимира».

Очень возможно, Самойлович и получил бы награду, когда речь шла о серьезных заслугах, Потемкин на них не скупился. Но вышло так, что между ними пробежала черная кошка – признаемся уж честно, исключительно по вине Самойловича…

Речь идет о так называемых «потемкинских деревнях». В свое время Екатерина совершила поездку в Новороссию и Крым, где увидела заложенные Потемкиным города, многочисленные деревни, сформированные новые кавалерийские части, почти достроенную крепость, корабли новорожденного Черноморского флота. Для освоения совсем недавно безлюдных местностей Потемкин совершил немало.

Вот только «черный пиар», направленный против России, к тому времени существовал уже двести с лишним лет, со времен Ивана Грозного и Ливонской войны… Саксонский посланник фон Гельбиг (не участвовавший в поездке) выпустил книжку, где постарался оболгать достижения Потемкина как только мог: по Гельбигу, деревни были «раскрашенными ширмами», которые по пути следования императрицы перевозили с места на место, перегоняли одно-единственное стадо скота, одних и тех же крестьян.

Херсонскую область Гельбиг объявил «картонной», а корабли Черноморского флота – «фанерными».

Это была обыкновенная брехня. Екатерину, женщину в высшей степени умную и наблюдательную, нельзя было бы обмануть «декорациями». К тому же вместе с ней путешествовали император Священной Римской империи Иосиф, принцы Нассау-Зиген и де Линь, французский посол граф де Сегюр и еще несколько знатных иностранцев. Никто из них особенно теплого расположения к России не питал, но никто из них, очевидцев, не упоминает о «фанере», «картоне», «декорациях», наоборот, весьма серьезно отзываются и о крепости, и о военных кораблях, и о прочем виденном.

И тем не менее сказочка о «потемкинских деревнях» распространилась и в России – среди врагов и недоброжелателей Потемкина. По каким-то неведомым причинам в эту малопочтенную компанию занесло и Самойловича, публично повторявшего эти выдумки. Узнав об этом, Потемкин обиделся (думается, вполне справедливо), и ордена Самойлович не получил. Чем для него все неприятности и ограничились – Потемкин, в общем, никогда не отличался особенным злопамятством…