Александр Бушков - Величайшие врачеватели России. Летопись исторических медицинских открытий

А Пирогов чуть позже совершил очередной прорыв в медицине – на сей раз речь пойдет о наркозе. Наркоз, хлороформ и эфир впервые применили еще до Пирогова, но именно он, опять-таки первым в мире, после долгих исследований и экспериментов издал научный труд, в котором обобщил свою и предшественников работу, сделал важные выводы о влиянии наркоза на организм и разработал практические указания по применению наркоза. Именно после появления этого труда, переведенного во многих странах, применение наркоза из редких и случайных эпизодов стало массовой практикой. В России первую операцию под наркозом неделей раньше Пирогова, 7 февраля 1847 года, провел его соученик по Дерптскому профессорскому институту Ф. И. Иноземцев. Однако с февраля по ноябрь этого года Иноземцев сделал под наркозом всего восемнадцать операций, а Пирогов к маю того же года – пятьдесят. За год в тринадцати городах России было проведено под наркозом шестьсот девяносто операций. Триста из них – Пироговым. За все время своей хирургической практики он провел десять тысяч операций с эфирным обезболиванием.

Как-то раз, проходя зимой по рынку, Пирогов увидел, как мясники распиливают на части замороженные коровьи туши, и острым взглядом хирурга моментально подметил, что на срезах очень хорошо видно расположение внутренних органов. Вскоре он использовал этот метод в анатомическом театре, распиливая специальной пилой замороженные трупы – и родилась новая медицинская дисциплина под названием «топографическая анатомия» (сам Пирогов сначала называл ее «ледяной анатомией»). На основе множества распилов Пирогов составил первый в России обширный анатомический атлас, значительно облегчивший работу хирургов и давший возможность оперировать, нанося пациенту минимальные травмы.

В 1847 году Пирогов, снова впервые в мире, применил наркоз не в гражданской больнице, а в обстановке боевых действий, в военном госпитале, расположенном близ аула Салты (шла затянувшаяся на долгие десятилетия Кавказская война).

С тех пор имя Пирогова неразрывным образом связано с военной медициной. Именно во время Крымской войны 1853–1855 годов Пирогов в осажденном Севастополе и сделал большинство из своих десяти тысяч операций под наркозом. Кроме того, он впервые в мире применил гипсовую повязку, накладывавшуюся на переломы. Чем избавил многие тысячи людей от печальной участи стать инвалидами – до Пирогова хирурги сплошь и рядом прибегали к ампутации даже при несложных переломах костей рук или ног.

Некоторые исследователи считают главной заслугой Пирогова даже не операции, а работу по четкой организации военно-медицинской службы. Пирогов первым предложил сортировку раненых в зависимости от тяжести их ранений. Снова – впервые в мире. Теперь раненых делили на пять категорий.

1. Безнадежно и смертельно раненные.

2. Тяжело и опасно раненные, требующие безотлагательной помощи (то есть операции шли здесь же, буквально в двух шагах от позиций).

3. Тяжело раненные, требующие также неотлагательного, но более предохранительного пособия (те, кого можно отправить для операции и в тыловой госпиталь).

4. Раненые, для которых непосредственное хирургическое пособие необходимо только для того, чтобы сделать возможной транспортировку (то есть эвакуацию в глубокий тыл. Оперировали их опять-таки в полевых госпиталях, но после раненых, названных в пункте 3).

5. Легко раненные или такие, у которых первое пособие ограничивается наложением легкой перевязки или извлечением поверхностно сидящей пули.

Впервые в мире (ну не выкинешь из песни слов!) Пирогов создал новую форму медицинской помощи на войне – предложил использовать труд «сестер милосердия», как их тогда называли (до того в качестве санитаров и «медбратьев» выступали исключительно мужчины).

Правда, исторической точности ради нельзя не упомянуть, что практически одновременно с Пироговым по другую сторону линии фронта, в английских частях, практически той же работой занималась знаменитая Флоренс Найтингейл, получившая у раненых прозвища «Ангел Крыма» и «Леди с лампой» (второе – за то, что она делала еженощные обходы всех госпитальных палат). Происходя из состоятельной семьи, она отказалась от личной жизни, всецело посвятив себя уходу за больными. С 1851 года она работала сестрой милосердия в одной из лондонских больниц и так хорошо себя зарекомендовала, что военные предложили ей отправиться в Крым, чтобы надлежащим образом организовать уход за ранеными. Она согласилась, лично отобрала 38 помощниц, и в 1854 году все они прибыли в Крым. Порой под их опекой было до 5 тысяч раненых и больных, сестры милосердия работали по 18–20 часов в сутки.

Найтингейл и Пирогов шли голова в голову, но все же Пирогов организовал Крестовоздвиженскую общину сестер милосердия чуточку раньше.

Что любопытно, и Пирогов, и эта община помимо чисто медицинских задач сыграли немалую роль в борьбе с извечным российским злом – коррупцией. Еще «на гражданке» Пирогов потратил немало сил и нервов, чтобы избавиться от записного вора, директора госпиталя Медицинско-хирургической академии Лоссиевского. Под чутким руководством этого скота (иного определения он и не заслуживает) сложилась натуральная «госпитальная мафия». Крали практически открыто все, что не было прибито и приколочено. Предназначенное для госпитальной кухни мясо средь бела дня развозилось по домам конторских чиновников. Аптекарь продавал на стороне все что мог – от уксуса и лечебных трав до наркотических средств, входивших в состав некоторых лекарств, заменяя их, по определению Пирогова, «золой разных растений». Воровали и на кухне, не только мясо. Дошло до того, что стали продавать на сторону не только чистые бинты, компрессы и корпию (нитяные подушечки, которыми промокали раны), но и использованные, в крови и гное…

Когда Пирогов попытался прижать Лоссиевского, тот быстренько состряпал и прислал ассистенту Пирогова Неммерту «секретную бумагу»: «Заметив в поведении г. Пирогова некоторые действия, свидетельствующие о его умопомешательстве, предписываю вам следить за его действиями и доносить об оных мне». Неммерт, человек порядочный, тут же отнес эту бумагу Пирогову, а тот отправился с ней к попечителю госпиталя, дежурному генералу Веймарну, и поставил вопрос ребром: либо Лоссиевского приструнят, либо он подает в отставку.

Веймарн вызвал Лоссиевского и устроил ему жуткую выволочку – в присутствии президента академии Шлегеля. Лоссиевский со слезами на глазах просил у Пирогова прощения (бес попутал, Николай Иванович!) и несколько месяцев был тише воды ниже травы. Потом его… нет, не наказали. А, как частенько случается во все времена с подобными субъектами, перевели в Варшаву на гораздо более лучшее место…