Ольга Великанова - Конституция 1936 года и массовая политическая культура сталинизма

Наряду с вертикальным недоверием в отношениях между обществом и правителями, горизонтальное недоверие снижало сплоченность общества внутри.

Люди перестают совсем доверять друг другу, работают и больше не шепчутся даже. Огромная «низовая» масса людей, поднятая теперь наверх, такого рода, что ей шептаться не о чем: ей все это: «так и надо». Другие за шопот идут в уединение, в науку молчания. Третьи научились молчать, —

записал Пришвин в дневнике [644] Пришвин М. Дневник. 1936–1937. С. 762. . Член партии Ю. А. Зарецкий в Ленинграде, опасаясь партийной чистки, покончил жизнь самоубийством в 1935 году: «Для меня ситуация недоверия становилась такой, что я уже не мог даже представить себе жизни и работы», – писал он в своем предсмертном письме [645] Getty A., Naumov O. V. The Road to Terror. P. 217. . Мобилизации, с их лозунгами и обещаниями, пробуждали у легковерных людей новые циклы неоправданных ожиданий, что само по себе приводило к разочарованию, особенно у взрослого поколения, пережившего НЭП и его свертывание, обещания пятилетки и последующий голод. Здесь мы видим корни цинизма, который характеризовал поколение 1970-х годов, названное Александром Зиновьевым Homo sovieticus , окончательно размывшим советскую систему изнутри. Как показали интервью, именно несоответствие между официальными декларациями и советскими реалиями мотивировали новых российских демократов для противостояния советской политической системе в 1980-х годах [646] Lukin A. The Political Culture of the Russian ‘Democrats’. P. 137. .

Теоретизируя «исследования доверия», Алексей Тихомиров указывает, что доверие является основой общественных отношений модерна, обычно ассоциируемых с демократическими западными странами. Напротив, недоверие является характерной чертой недемократических режимов и основным препятствием на пути развития демократии. Недоверие препятствует развитию взаимозависимости в обществе в целом и, как следствие, – формированию публичной сферы и гражданского общества. Доверие к другим людям является важной составляющей гражданской культуры [647] Almond G. A., Verba S. Civic Culture. P. 366. . Отношения доверия/недоверия – это двусторонняя коммуникация с участием как правительства, так и общества. В случае с Советской Россией было логично, что большевистская партия, захватив власть в результате переворота и ввергнув страну в гражданскую войну, испытывала недоверие и страх перед населением. Партия классовой борьбы вела себя как захватчик на оккупированной территории и как колонизатор в советской деревне. Как мы видим, население – по крайней мере значительная его часть – отвечало той же подозрительностью. Недоверие разрушительно и, по мнению социологов, приводит к параличу человеческой активности в социальных отношениях, эрозии социального капитала, мобилизации оборонительных установок, враждебных стереотипов и слухов, отказу от индивидуализма в поиске альтернативных идентичностей [648] Sztompka P. Trust, Distrust and the Paradox of Democracy. Berlin: WZB, 1997. . Недостаток доверия к неэффективным политическим институтам породил компенсирующую практику, когда люди, стремясь к безопасности и стабильности, полагались на персонализированные клиентелистские сетевые структуры или сотрудничество на низовом уровне, традиционно сильное в России. Тихомиров заключил: «Недоверие стало культурной средой формирования коммунистической современности» [649] Tikhomirov A. The Regime of Forced Trust. .

Недоверие продолжало накапливаться в общественном сознании во время обсуждения конституции, затем вновь после выборов 1937 года, которые оказались фикцией, а затем и во время репрессий [650] ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 2664. Л. 2, 200, 202, 207, 217; Brandenberger D. Propaganda State in Crisis. P. 184–188, 192. . Дневники и особенно интервью с советскими беженцами после войны повторяют тему недоверия и разочарования в конституции.

Конституцию 1936 года ждали с большим нетерпением. Многие считали, что пришло время перейти к реальному социализму. Все люди были за это. Но в конце концов, конституция оказалась еще одной красивой бумажкой, которая так и не была реализована. Ничего не изменилось, и люди были сильно разочарованы [651] HPSSS. Schedule A. Case 433. P. 50; Vol. 12. Case 149; Шапорина Л. Дневник. Т. 1. С. 219. .

Однако политическое участие в обсуждении показало по крайней мере временный успех попыток режима обрести легитимность. Советские энтузиасты праздновали конституцию. Для тех, кто колебался, демократический характер конституции пробудил их надежды. Как выразился один рабочий: «Я был в основном скептически настроен, но все же я чувствовал, что, возможно, что-то изменится. Однако следует сказать, что мои надежды были слабыми» [652] HPSSS. Schedule A. Vol. 28. Case 540. P. 45. . Любовь Шапорина, всегда скептически и критически настроенная, отнеслась с любопытством к новым правилам голосования и принимала участие в выборах с интересом.

Значительная часть общества, особенно те, кто находился в относительно привилегированном положении – молодые рабочие в крупных городах, – охотно приняли принципы конституции на веру. Если в достижения социализма верила какая-либо группа кроме аппаратчиков, то это была молодежь. Ленинградский рабочий М. Герасимов в 1941 году добровольно вступил в народное ополчение. В ночь с 15 на 16 июля 1941 года он написал письмо под названием «Обращение к трудящимся всего мира» и в 6 часов утра передал его политическому комиссару для публикации во фронтовой газете. В обращении он призвал зарубежных трудящихся присоединиться к советским рабочим в их борьбе против фашизма. Он гордился правами советских рабочих: «У нас система, в которой нет различий между национальностями… все имеют полные права, кто за ликвидацию эксплуататоров». Все имеют право на труд, отдых, образование и гарантию справедливости и благосостояния. «Такова наша конституция». Принадлежа к привилегированной группе молодых рабочих, он пользовался благами социализма, не подозревая о цене, заплаченной крестьянами, «бывшими» людьми и репрессированными. Он не видел противоречия между своим ограниченным миром и конституцией. Хотя его обращение было встречено начальством с сочувствием, политический комиссар не опубликовал письмо, по-видимому, поскольку призывы к международной революции противоречили новым отношениям с европейскими странами, от которых зависела военная помощь [653] Dzeniskevich A. R. The Social and Political Situation in Leningrad in the First Months of the German Invasion: The Social Psychology of the Workers // The People’s War: Responses to World War II in the Soviet Union / Ed. by R. W. Thurston and B. Bonwetsch. Urbana: University of Illinois Press, 2000. P. 79–80. . Это письмо, написанное во фронтовых окопах, звучит искренне в выражениях патриотизма и пролетарского интернационализма и соответствовало чувствам тысяч молодых ополченцев [654] Мой отец Валентин Сергеевич Великанов (1922–1987) был бойцом ленинградского народного ополчения. .