Сергей Нечаев - Всемирная история глазами кошек

Мы надеемся, что читатель простит нам довольно пространные выписки, заключающие мнения разных людей, которые мы приводим в своей работе. Они нужны нам для подтверждения своих мыслей, а иногда и для постановки важных вопросов, котов и кошек касательных. Например, нами процитировано: «приведут ночью к хозяйскому погребу», «поживится чужим добром»… Но не все же коты и кошки такие! И если за какими и водится подобный грех, то уж конечно тут виноваты сами хозяева: или мало кормят бедное животное, или даже вовсе его не кормят — и все потому будто бы, что если, например, кот не голоден, так не станет и зловредных мышей ловить.

У котов и кошек «не может никогда развиться чутье»?

А не у них ли есть одно замечательное свойство, на которое стоит обратить внимание, — это предчувствие перемен в природных явлениях. Перед дурной погодой та же кошка спит, свернувшись клубком, у нее появляется вялость в движениях. Это явление барометрическое. В 1824 году, например, за несколько дней до страшного наводнения в Санкт-Петербурге, одна кошка перенесла своих котят на ту ступень лестницы, до которой потом дошла вода. Это ли не высшее проявление чутья?

«Хилое сложение» котов и кошек «не годится для охоты»?

Кто бы говорил! Коты и кошки — изумительные охотники, движущиеся с грацией балетных танцоров. То они, распластавшись, припадают к земле, то мчатся с огромной скоростью, то подкрадываются к жертве, то внезапно атакуют. Собаки, которые ловят большую жертву, обычно охотятся группами. А тот же домашний кот — охотник-одиночка, он ограничивается животными, меньшими по величине, чем он сам. Но у него удивительно быстрая реакция, какой позавидовали бы многие.

Коты и кошки живут «в каком-то полудиком состоянии»?

А не великий ли Луи Пастер своими исследованиями о микробах и переносчиках страшных болезней еще в середине XIX века показал, что коты и кошки являют собой прекрасный образец гигиены и умываются до двадцати раз в день! Вспомним при этом для сравнения, сколько раз в день умывается кичащийся своей цивилизованностью человек.

Да, обычная кошка слабее собаки. Она хитра, робка, но трусит она не по своей вине, а потому что принуждена вечно жить со своим заклятым врагом, собакой, которую хозяин обычно еще и больше любит. От такого сообщества ей вовсе не весело, и она стала недоверчива, и прикрывает она свою слабость необыкновенной осторожностью, и походка ее стала нетвердой, и подходит она как-то боком, делая круг, и входит только тогда, когда рядом нет никакой опасности. Разве это значит, что кошка, как говорят некоторые, фальшива? Она просто осторожна, причем поневоле. И между прочим, правильно делает, что осторожничает.

Вообще странных людей много, и вот один из них (граф де Бюффон) написал в своей «Естественной истории»:

Кошка — неверная услужница, и ее содержат единственно по нужде для противопоставления врагам, более нас беспокоящим и коих мы не можем выгнать. Сие животное хотя и имеет приятности, будучи молодо, но в то же самое время оно заключает в себе врожденную злость, склонность к обману, лицемерие и природное развращение, кои с годами приумножаются, и воспитание ничего иного не производит, как только облекает их личиною притворства.

Этот же весьма уважаемый в людской среде господин утверждал, что кошек нельзя дрессировать, ибо «нельзя побороть вложенные в них инстинкты праздности и разбойничьи наклонности».

Какое поражающее невежество, ставящее в тупик и преисполняющее глубокого сожаления!

В отличие от других домашних животных кошка одомашнила себя сама. Она поселилась рядом с человеком, потому что это сулило ей определенные выгоды.

«Кошка — неверная услужница»? А как же тогда кошка герцога Норфолка? Когда в царствование королевы Елизаветы I этот досточтимый герцог был заключен в лондонский Тауэр, она отыскала своего хозяина, спустившись к нему в печную трубу и показав всему миру образец неповторимой кошечьей верности. Таких примеров можно привести великое множество.

Кошек нельзя дрессировать? А как же тогда многочисленные кошки, выступающие в цирке и радующие людей своими неповторимыми трюками и сообразительностью?

Сообразительность котов и кошек удивительна! В свое время в Париже в одном монастыре жила чудесная ангорская кошка. Монастырского повара несколько дней подряд отрывали от своего занятия звонком, проведенным от наружной двери. Он уходил отпирать и всякий раз, возвращаясь, находил, что недоставало одной порции из того, что он приготовил. Чаще всего пропадала рыба. Тогда он, когда в очередной раз позвонили, вместо того чтобы пойти отворять, стал в стороне и смотрел на свою рыбу. Вскоре монастырская кошка впрыгнула в окно, на стол, схватила кусок и опять выскочила прежней дорогой. Теперь было известно, кто вор. Оставалось узнать, кто звонит. На другой день повар продолжил свои наблюдения и понял, что звонит все та же ангорская кошка, подбираясь к колокольчику по крыше.

В котах и кошках нельзя побороть вложенный в них «инстинкт праздности»? А как же тогда один кот из Голландии, что прошел в поисках хозяина за пять месяцев 150 километров, и одна кошка из Франции, которой принадлежит рекорд в 700 километров? Это «праздное» животное преодолело их за семь месяцев.

Если правы такие, с позволения сказать, специалисты, как граф де Бюффон, то в чем тогда источник человеческой привязанности к котам и кошкам? Ведь многие очень достойные люди, и мы это показали, любили этих животных. Не в силу ли того общего закона, согласно коему людям всегда нравится что-то мягкое и пушистое? А может быть, дело тут не в форме, а в содержании, то есть в удивительных умственных и душевных способностях котов и кошек?

И в этом смысле тысячу раз права прекрасная Дельфина де Кюстин [2] Ее звали Луиза-Элеонора де Сабран, и ее мужа казнили в 1793 году. Дельфина — это ее литературный псевдоним. А с Шатобрианом они дружили более двадцати лет, до самой его смерти, и их переписка — просто потрясающий документ не менее потрясающей эпохи. , которая в одном из писем к Шатобриану писала так:

Вы меня поколотите, если я вам скажу, что привязанность собак меня совершенно не волнует. У них вид приговоренных к тому, чтобы нас любить; это машины верности, а вы знаете про мой страх перед машинами. Да здравствуют коты! Я их предпочитаю собакам. Они более свободные, более независимые, более естественные; человеческая цивилизация не стала для них второй натурой. Они более грациозны, чем собаки; они берут от общества лишь то, что им подходит. Они словно смеются над своим тираном. А когда, по чистой случайности, они любят этого тирана, они не превращаются в жалких рабов, как собаки, что лижут руку, их бьющую.