Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

С такими деньгами, поступавшими на их счета, неудивительно, что нацистские служащие на всех уровнях иерархии вскоре начали вести образ жизни, о котором даже не мечтали до 1933 года. В том числе и люди на самом верху. Например, глава Министерства пропаганды Йозеф Геббельс в 1932 году подал в налоговую инспекцию декларацию, в которой указал свой годовой доход в размере 619 рейхсмарок. Однако в течение нескольких лет он зарабатывал 300 000 рейхсмарок в год на гонорарах за свои еженедельные передовицы в нацистском журнале «Рейх», эта сумма была вне всяких сравнений со стандартными журналистскими ставками и фактически представляла собой огромную ежегодную взятку от издателя журнала Макса Аманна. В свою очередь Геббельс списывал 20 % своего заработка как деловые расходы, хотя в действительности таковых не имел. На эти деньги министр пропаганды помимо прочего приобрел виллу на берлинском острове Шваненвердер, которую ее прежнего владельца, еврейского врача Шарлотту Херц, заставили продать. В 1936 году городские власти Берлина передали в его пожизненное пользование еще одно поместье на озере Богензее, после этого он потратил 2,2 миллиона рейхсмарок на его расширение и обновление. В 1938 году он продал свой дом в Шваненвердере промышленнику Альфреду Людвигу, который после этого сдавал его Геббельсу бесплатно. Вместе с тем, в общественном мнении Геббельс считался одним из наименее коррумпированных лидеров нацистов, как и Альберт Шпеер, чьи архитекторские гонорары вместе с обычными рождественскими подарками от руководителя Германского трудового фронта Роберта Лея и налоговыми льготами, в обычном порядке предоставлявшимися нацистским руководителям, сделали его миллионером еще до войны [1016] Там же, 63-8. .

Самым скандально известным из всех был Герман Геринг, на расширение и ремонт охотничьей усадьбы «Каринхалле» которого было затрачено свыше 15 миллионов рейхсмарок из средств налогоплательщиков. На содержание и управление этим роскошным поместьем уходило почти полмиллиона марок, которые также выплачивались из кармана налогоплательщиков, кроме того, Герингу принадлежала другая охотничья усадьба в Восточной Пруссии, вилла в Берлине, шале в Оберзальцберге, замок Вильденштейн и пять других охотничьих домов, не говоря о частном поезде, вагоны которого вмещали десять автомобилей и действующую пекарню, а личные покои Геринга в поезде, занимавшие два полных вагона, обошлись казне в 1,32 миллиона рейхсмарок даже без экстравагантно роскошной отделки интерьера. Позже, в 1937 году, Имперская ассоциация автопроизводителей подарила ему яхту стоимостью в три четверти миллиона рейхсмарок для личного пользования. Во всех этих местах Геринг держал большие и постоянно растущие коллекции предметов искусства, хотя настоящая возможность создать поистине огромную коллекцию представилась ему только во время войны. Как и другие лидеры нацистов, он скрывал большую часть своих доходов от налоговых органов и получал льготы по оставшимся средствам. Уклонение от налогов стало еще проще после выхода в 1939 году постановления о том, что налоговые дела имперских министров и старших руководителей нацистской партии должны были вестись исключительно финансовыми управлениями центрального Берлина и северного Мюнхена, которые без всяких сомнений решали бы любые конфликты в их пользу [1017] Там же, 69-70. .

Такое кричащее швыряние деньгами не только говорило о личной коррумпированности, которая поражает любую диктатуру, но и отражало распространенное желание среди высших нацистских деятелей символически продемонстрировать то, что они являются новыми хозяевами Германии. Охота стала любимым времяпрепровождением многих гаулейтеров, которые скупали охотничьи угодья, даже если раньше никогда не проявляли интереса к этому наиболее аристократическому из развлечений. Столкнувшись с необходимостью не отставать в этом отношении от своих коллег, гаулейтер Гамбурга Карл Кауфман сначала не мог добиться особых успехов, поскольку в его городском феоде не было охотничьих земель. Однако после создания Великого Гамбурга в 1937 году включение в состав города лесной территории на севере дало ему шанс. Он немедленно объявил ее природным заповедником, запустил туда дичи, закрыл от широкой публики одиннадцатикилометровой изгородью, а затем стал арендовать ее у города для личного использования. Схожим образом большинство высокопоставленных нацистов последовали примеру Гитлера, приобретая картины старых мастеров и новые работы на Большой выставке немецкого искусства и размещая их на стенах своих огромных вилл и охотничьих поместий, не потому, что они как-то особенно почитали искусство, но потому, что это было явным символом их статуса в нацистской иерархии [1018] Там же, 71 -4. .

Неудивительно, что коррупция соседствовала с воровством и вымогательством, когда нацистские лидеры и их подчиненные сталкивались с беспомощными и беззащитными. Ненависть, питаемая нацистскими активистами к евреям, коммунистам, марксистам и другим «врагам рейха», давала им полную внутреннюю свободу грабить тех по своему усмотрению. В ходе жестокого захвата власти в 1933 году банды коричневорубашечников, служившие в качестве вспомогательной полиции, регулярно проводили «домашние обыски», которые были лишь предлогами для грабежа. В концентрационных лагерях офицеры и командиры рассматривали мастерские, в которых работали заключенные, как свои личные предприятия, присваивая себе производимые там мебель, картины, гравюры и пр. Комендант концентрационного лагеря в Лихтенбурге заставил заключенных изготовить новые переплеты для своих книг, прошить туфли и ботинки для себя и своих домочадцев, смастерить новые почтовые ящики и гладильные доски для дома и выполнить множество других поручений. Младшие служащие лагеря заставляли заключенных воровать спаржу и клубнику для них с лагерного огорода, «организовывали» доставку продуктов с кухни для себя и расхищали средства лагерной столовой. Кража личных вещей и денег, имевшихся у несчастных, которым не повезло попасть в лагерь, была правилом, а не исключением. В 1938 году комендант Бухенвальда Карл Кох конфисковал у евреев, направленных в лагерь, наличных денег и предметов на сумму не меньше 200 000 рейхсмарок, частично разделив их между подчиненными, но положив большую часть денег на свой личный счет [1019] Там же, 75-94; Behnken (ed.), Deutschland-Berichte, IV (1937), 549-53. .

Если кого-то на достаточно высоком уровне начинали судить за такие преступления, это скорее всего было результатом невнимательности, чем признаком честности со стороны начальства. Когда Роберта Шёпвинкеля, высокопоставленного чиновника в Имперской ассоциации немецких владельцев гостиниц, и двух его старших помощников судили и признали виновными за хищение 100 000 рейхсмарок, это в первую очередь стало результатом того, что они начали вести себя настолько вызывающе нагло, что владелец отеля «Рейнхотель Дреезен» в Бад-Геде-сберге, где часто останавливался Гитлер, обратился к фюреру и сообщил тому, что если ничего не предпринять для привлечения Шёпвинкеля к ответу, режим может потерять лояльность всего гостиничного бизнеса в долине Рейна [1020] Там же, 514-18. . Немногие судебные дела вроде этого позволяли лидерам режима выставлять себя в роли решительных борцов с коррупцией в отличие от их предшественников при Веймарской республике. На самом деле коррупция такого рода чаще всего скрывалась от СМИ. Она стимулировалась отсутствием какого-либо контроля со стороны прессы или общества над правительством и партией, личностным характером власти при режиме и общей нелюбовью нацистов к формальным административным структурам и правилам. В условиях экономического спада начала и середины 1930-х годов власть казалась быстрым путем к богатству, и лишь немногие на сколько-нибудь ответственных постах в нацистской партии могли сопротивляться искушению воспользоваться ею. Среди населения быстро распространялись слухи и истории о коррупции. В сентябре 1934 года Виктор Клемперер записал разговор с членом Гитлерюгенда, сыном своего друга, который рассказывал, как лидеры группы воровали членские взносы на экскурсии и использовали их для покупки себе таких дорогих вещей, как мотоциклы. Он говорил, что это было известно всем [1021] Klemperer, I Shall Bear Witness, 84-5 (27 сентября 1934 г.). .