Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Трясина коррупции, в которую быстро погружалась экономика после 1933 года, стала богатым источником горького юмора среди населения. Как говорили в народе, «реакционером является тот, кто имеет хорошо оплачиваемую работу, на которую метит какой-нибудь нацист». Страсть Геринга к униформе и титулам была особым источником насмешек среди простых людей. Так, говорили, что «одним Гер-ом называется количество медалей, которое может унести на груди один человек». Другая шутка — в ходе визита в Рим в рамках переговоров с Ватиканом Геринг телеграфировал Гитлеру: «Миссия завершена. Папа лишен сана. Тиара и облачение понтифика на мне сидят как влитые». В другой шутке говорилось, как однажды ночью жена Геринга проснулась и увидела своего обнаженного мужа, который стоял рядом с кроватью, размахивая маршальским жезлом. Она спросила, что тот делает. На что он ответил: «Я произвожу свое нижнее белье в верхнюю одежду». Шутки о коррупции даже попадали на сцену. В 1934 году актер кабаре Вильгельм Финк, выступая с комедийным номером в берлинском клубе «Катакомба», стоял, вытянув вперед правую руку в нацистском приветствии, а в это время портной снимал с него мерку для нового костюма. «Какой пиджак вы хотите? — спросил портной. — С шевронами и нашивками?» «Вы имеете в виду смирительную рубашку?» — отвечал Финк. «Какие у него будут карманы?» «Широко распахнутые, сейчас это модно», — отвечал Финк. Вскоре после этого кабаре было закрыто по приказу Геббельса, а Финка отправили в концентрационный лагерь. Гитлера насмешки о коррупции, публичные или частные, как правило, обходили стороной. Обвинения в коррупции выдвигались против его подчиненных, в первую очередь против «маленьких Гитлеров», которые властвовали в регионах. Типичная шутка включала детей Геббельса, которых по очереди приглашали на чай в дома Геринга, Лея и других лидеров партии. После каждого визита они возвращались домой, восторгаясь потрясающими кремовыми пирожными, угощениями и прочими сладостями, которыми их потчевали хозяева. Однако после посещения Гитлера, где им давали только солодовый кофе и маленькие печенья, они спрашивали: «Папа, а что, фюрер не состоит в партии?» [1022] Grunberger, A Social History, 419-25, 468-9; Gamm, Der Flüsterwitz, 88, 90; Kershaw, The «Hitler Myth», 96-104. Финка потом отпустили, но исключили из Имперской палаты культуры Reich Culture Chamber и запретили работать, хотя позже он вернулся и занимался развлекательными мероприятиями для войск во время войны (Grunberger, А Social History, 469).

Но, несмотря на такой юмор, широко распространено было ощущение, что к 1939 году нацистский режим добился серьезных успехов в экономической сфере. В конечном счете экономика восстановилась после Депрессии быстрее, чем в других странах. Иностранный долг Германии стабилизировался, процентные ставки упали до половины значения 1932 года, фондовая биржа встала на ноги после Депрессии, валовой национальный продукт вырос на 81 % за тот же период, а инвестиции в промышленность и производство снова достигли уровня 1928 года. Две самые большие экономических беды веймарского периода, инфляция и безработица, были побеждены [1023] Richard J. Overy, «Germany, «Domestic Crisis», and War in 1939», у него же, War and Economy, 205-32, 214-15. . Всего этого удалось достичь благодаря растущему вмешательству государства в экономику, которое к 1939 году достигло беспрецедентных пропорций. Несмотря на любые пропагандистские лозунги о битве за рабочие места, нацистская экономическая политика стимулировалась огромным желанием Гитлера и партийного руководства, которых поддерживали вооруженные силы, подготовиться к войне. Вплоть до второй половины 1936 года такая подготовка не вызывала особых возражений со стороны бизнеса, однако когда в силу вступил Четырехлетний план, темпы перевооружения стали обгонять возможности экономики по его поддержке, и бизнес начал возмущаться под гнетом быстро усиливающихся ограничений и барьеров. Более серьезные опасения вызывало то, что частные предприятия стали проигрывать в конкурентной борьбе компаниям, образованным и финансируемым режимом, который все нетерпимей относился к капиталистическому стремлению к прибылям. Однако ничего из этого, что бы ни подозревали критики, не представляло возврата к социалистическим принципам, которых нацисты придерживались в начале своей истории. Эти принципы были забыты давным-давно, и на самом деле они никогда не были социалистическими. Третий рейх никогда не собирался вводить тотальную государственную собственность и централизованное планирование, как это было в сталинской России. Постулаты дарвинизма, вдохновлявшие режим, говорили о том, что конкуренция между компаниями и отдельными лицами должна была оставаться руководящим принципом экономики, так же как конкуренция между разными государственными агентствами и партией была основным принципом политики и управления [1024] Peter Hayes, «Polycracy and Policy in the Third Reich: The Case of the Economy», in Childers and Caplan (eds.), Reevaluating, 190-210. Об остававшемся пространстве для маневра для бизнесменов и промышленников в 1939 г. см. в Fritz Blaich, «Die bayerische Industrie 1933 — 1939. Elemente von Gleichschaltung, Konformismus und Selbstbehauptung», in Broszat et al. (eds.), Bayern, II. 237-80. .

Тем не менее Гитлер хотел гарантировать, чтобы фирмы конкурировали в достижении общих политических целей, установленных им самим. Однако эти цели были фундаментально противоречивыми. С одной стороны, автократия устанавливалась для подготовки Германии к продолжительной войне, с другой — перевооружение проводилось с безрассудной импульсивностью, которая не учитывала требований экономической независимости. Если оценивать успехи режима с точки зрения собственных целей, нацисты смогли лишь частично реализовать поставленные задачи к лету 1939 года. Подготовка к полномасштабной войне не отвечала требованиям, программа вооружения неполна, ужасная нехватка сырья означала, что целевые показатели по производству танков, кораблей, самолетов и оружия не были достигнуты даже близко. Ситуация усугублялась личной неспособностью Гитлера определить стабильные и разумные приоритеты по программе перевооружения. Ответом на причины этих провалов был грабеж. Коррупция, вымогательства, экспроприация и прямые грабежи, ставшие отличительным признаком режима, его вождей и слуг на всех уровнях в ходе программы ариизации, сделали грабеж главным пунктом в отношении нацистов к собственности и средствам существования народов, которых они не считали арийцами. Огромная нагрузка, возложенная на экономику Германии в период с 1933 по 1939 год, могла быть разрешена, о чем Гитлер несколько раз заявлял лично, только за счет завоевания жизненного пространства на Востоке. После захвата власти «старые бойцы» партии получали за свои жертвы в «годы борьбы» при Веймарской республике деньги, должности, недвижимость и источники доходов. Теперь в большем масштабе тот же принцип применялся к экономике Германии и остальных стран Европы — от немецкого народа требовали жертв в подготовке к войне, но после ее начала он должен был получить награду в виде огромных территорий Восточной Европы, которые предлагали огромное богатство, обеспечили бы страну продовольствием на обозримое будущее и одним махом решили бы все экономические проблемы Германии [1025] Tim Mason, «The Domestic Dynamics of Nazi Conquests: A Response to Critics», in Childers and Caplan (eds.), Reevaluating the Third Reich, 161-89. .