Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Такие действия поощрялись не только общей атмосферой антисемитизма, но и публично ведущими лицами партии. «Некоторые люди считают, — говорил Геббельс на региональном берлинском съезде нацистской партии 30 июня 1935 года, — что мы не замечаем, как евреи снова пытаются расхаживать по нашим улицам. Они должны соблюдать законы гостеприимства и не вести себя так, будто они такие же, как мы». Получив 15 июля сообщение о том, что антисемитский фильм был освистан «группами еврейских возмутителей спокойствия» на первом показе тремя днями ранее, берлинская партийная газета Геббельса «Ангриф» призвала членов партии обратиться к жестоким мерам: евреи, провозглашала она, должны «всегда чувствовать тяжесть нашей руки». На самом деле еврейская «демонстрация», реальная или выдуманная, была оправданием, с помощью которого Геббельс надеялся обосновать неизбежно последовавшее антисемитское насилие, включая избиения партийными активистами евреев на главной торговой улице, Курфюрстендамм, или нападения на них в окрестных пивных и барах. Этот инцидент в свою очередь поднял новую волну яростных бойкотов в других частях страны.

Геббельс был не единственным нацистским лидером, который подхлестывал своих сторонников таким образом. 30 августа 1935 года Юлиус Штрейхер провел съезд в Гамбурге. Днем ранее два грузовика со штурмовиками проехали по улицам, где проживали евреи, бросая горящие факелы на дорогу и скандируя: «Смерть евреям!» Членам партии сообщили, что присутствие на съезде было обязательным, а в рамках массированной рекламной кампании безработным предлагали билеты по 10 рейхсмарок за штуку. Там собралось двадцать тысяч человек, многие из них из рядов СА, СС, Гитлерюгенда, Имперской рабочей службы и других организаций были расставлены в аудитории для управления аплодисментами в нужных местах речи Штрейхера. Голос Штрейхера превратился в оглушающий рев, он яростно нападал на иностранных корреспондентов, которые критиковали антисемитизм нацистов. «Я говорю, — кричал он, — что в Германии мы делаем с евреями то, что хотим!» Один слушатель тайно сообщал социал-демократам в Праге, что постепенно его речь становилась все более непристойной, он не только объявил, что сотни немецких женщин были изнасилованы евреями, но и приводил живописные детали этих выдуманных преступлений. Когда одна девушка, вышедшая замуж за еврея, спустя девять месяцев родила ребенка, продолжал он, «что, no-вашему, лежало в колыбели, товарищи?! Обезьянка!» Некоторые слушатели на этих словах покинули собрание, другие, привезенные Службой труда, явно давно уже спали. Несмотря на то что обычные люди в аудитории либо не обращали на это внимания, либо испытывали отвращение, такие речи, вероятно, оказали свое влияние на убежденных нацистов среди них. И они повторялись, хотя и в менее вызывающей форме, другими нацистскими лидерами по всей стране. Большинство местных и региональных партийных лидеров восприняли требование Штрейхера о том, что антисемитские действия должны носить законный и ненасильственный характер, как простую попытку успокоить общественное мнение внутри страны и за рубежом [1281] Там же, 933-7; Longerich, Politik, 86-90, 100; Friedlander, Nazi Germany, 137-9. .

Ни эта волна террористических акций, ни сопутствующая кампания против католической церкви не достигли желаемого эффекта по возрождению общественной поддержки режима. Более того, одновременное проведение этих кампаний привело к тому, что многие католики стали сочувствовать евреям и считать, как сообщало гестапо в Мюнстере, «что меры против евреев заходят слишком далеко». В любом случае они враждебно воспринимали идею о том, что руководящим принципом социальной активности должна быть расовая, а не религиозная принадлежность. Как сообщало другое отделение гестапо, бойкоты и насилие порождали «отторжение, а не одобрение» среди широких слоев населения. В Мангейме-Некарау покупатели даже вступали в потасовки со штурмовиками, которые пытались запретить им ходить в еврейские магазины. Средние классы в особенности были обеспокоены таким открытым беспорядком на улицах и опасались, что это может повлиять на международное мнение. Некоторые цинично высказывались в том духе, что мелкобуржуазные нацистские активисты просто пытались таким образом бороться с конкуренцией [1282] Longerich, Politik, 85-94; Behnken (ed.), Deutschland-Berichte, II (1935), 923 (август 1935 г.). .

Агент социал-демократов в Баварии, однако, сообщал об этом в несколько других выражениях: «Преследование евреев не встречает сколько-нибудь активной поддержки среди населения. Но с другой стороны, оно все-таки оказывает определенное влияние. Незаметная расовая пропаганда оставляет свои следы. Люди теряют беспристрастность по отношению к евреям, и многие говорят себе, что нацисты в принципе правы, борясь с ними, люди только против того, чтобы эта борьба принимала экстремальные формы. И когда люди покупают товары в еврейских магазинах, они делают это не для того, чтобы помочь евреям, а в первую очередь, чтобы показать язык нацистам» [1283] Там же, 922 (август 1935 г.), цитируется в Longerich, Politik, 93. .

Нацистское руководство не возражало против насилия в принципе, но создавалось растущее ощущение, что любые высказывания Штрейхера имели губительный эффект на международное мнение, в то время когда режиму все еще требовалось сочувствие за рубежом. В последнюю неделю августа 1935 года появилось сообщение, что коричневорубашечники организовали жестокую демонстрацию против евреев в Бреслау и в ходе нее избили шведского консула в городе. Геринг, Борман и Гесс от имени самого Гитлера в конце июля и начале августа уведомили полицию о том, что нескоординированный террор против евреев необходимо было прекратить. Как Геринг сообщил гестапо, скоро должны были появиться общие инструкции по обращению с евреями. Они действительно уже обсуждались. Беспорядочные дебаты велись между Министерством внутренних дел и Министерством юстиции с июля 1934 года, но они не продвигались дальше серьезных юридических препятствий для принятия нового закона, регулирующего вопросы гражданства и межрасовых сексуальных связей. Однако 21 мая 1935 года запрет «смешанных браков» между немецкими солдатами и неарийскими женщинами был включен в новый Закон об обороне. Местные регистрационные управления уже повсеместно стали отклонять заявления на смешанные браки. 19 июля представители Министерства юстиции и внутренних дел и управления Гесса предложили закон, который должен был полностью запретить такие браки. Этот вопрос стал таким актуальным не в последнюю очередь из-за огромного числа нападений на «предателей расы» и волны арестов таких людей со стороны гестапо. В мае 1935 года новый закон, регулирующий предоставление гражданства для иностранцев, уже исключил евреев и других людей неарийского происхождения из списка тех, кто мог его получить. Таким образом, казалось, что консенсус по соответствующим законодательным мерам был достигнут. И когда местные и региональные партийные организации в начале сентября начали это осознавать, волна агрессии против евреев наконец стала стихать, хотя и не остановилась полностью [1284] Там же, 94-101; Lothar Gruchmann, «Blutschutzgesetz» und Justiz: Entstehung und Anwendung des Nürnberger Gesetzes von 15. September 1935», in Ogan and Weiss (eds.), Faszination und Gewalt, 49-60. Подробности дальнейших жестоких антисемитских акций в последние недели августа см. в Behnken (ed.), Deutschland-Berichte, II (1935), 1026-45, в начале сентября — в Longerich, Politik, 107. Обсуждения с общим описанием нюрнбергских законов с 1933 г. см. в Friedlander, Nazi Germany, 118-23. .