Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

В сентябре 1934 года руководство Гитлерюгенда в рабочем районе Гамбурга послало членам организации и их родителям большое обращение. В нем говорилось: «Оказывается, что вы не выполняете своих обязательств и не даете никаких объяснений вашему отсутствию. Вместо этого вы ищете удовольствий лично для себя. Вы снова начинаете придавать значение «либерально-марксистскому Я» и отвергаете национал-социалистическое «мы». Вы грешите против интересов нации. Вы оправдываетесь тем, что хотите пойти на свадьбу к знакомому, вы оправдываетесь тем, что перегружены домашними заданиями и хотите отправиться на велосипедную прогулку. А когда вы приходите в школу, то используете вашу деятельность в Гитлерюгенде как оправдание несделанной домашней работе» [699] Behnken (ed.), Deutschland-Berichte, I (1934), 556-7. .

Больше всего ненависти было к военной дисциплине, которая со временем стала насаждаться все сильнее [700] Cm. Reichsjugendfuhrung (ed.), HJ im Dienst: Ausbildungsvorschrift für die Ertüchtigung der deutschen Jugend (Berlin, 1935). . Ширах объявил, что будет применяться «принцип самоуправления, как это делалось в старом молодежном движении» [701] Baldur von Schirach, Die Hitler-Jugend: Idee und Gestalt (Leipzig, 1938 [1934]), 57-65. , но на практике организацией эффективно руководили взрослые. Членов Гитлерюгенда муштровали взрослые штурмовики, заставляли их нырять в ледяную воду, зимой в течение долгого времени выполнять упражнения в легкой одежде, чтобы научить их физической выдержке, и подвергали их все более жестоким наказаниям, если они не слушались приказов. Поступали сообщения о том, как сурово наказывали мальчиков даже за небольшие провинности, их могли даже избивать пружинными крюками. Врачи жаловались на то, что многочасовая муштровка, маршировка по ночам в полном обмундировании и военные упражнения при недостаточном питании разрушали умственное и физическое здоровье молодых людей [702] Behnken (ed.), Deutschland-Berichte, I (1934), 559-60; там же, II (1935), 219-20; там же, III (1936), 1314-16, 1323; другие примеры там же, IV (1937), 839-42; другие примеры жестокости см. в Kater, Hitler Youth, 30-31. .

Агенты социал-демократов сообщали, что молодые люди пропускали вечерние тренировки или не платили взносы, в результате их исключали из организации, и они снова вступали туда только когда им необходимо было предъявить карточку члена Гитлерюгенда при поступлении на работу. В 1938 году один из агентов Саксонии сообщал: «Мальчики — непревзойденные мастера рассказывать свежие шутки о нацистских организациях. Они пропускают занятия в организации при любой возможности. В свободное время, когда они встречаются, чтобы поиграть у кого-нибудь из них дома, то с презрением говорят о “плане работы”» [703] Behnken (ed.), Deutschland-Berichte, V (1938), 1366. . Детям быстро наскучивало сидеть у костра и петь патриотические песни. «Большинство из них, — сообщал один агент социал-демократов, — хотят домой уже после первой песни» [704] Там же, 1,378, 1,391-2. . Еженедельные парады, продолжающиеся с 7.30 до 9.30 вечера, отличались очень малой посещаемостью. У организации не было большой возможности наказать тех, кто туда не ходил. Пока они платили взносы, их не могли исключить, при этом многие молодые люди, как отметила одна молодая немка из Союза немецких девушек, «кроме уплаты взносов, практически ничего не делали», так как у пятнадцатилетних подростков было «множество других интересов». Особенно многочасовые тренировки изматывали тех, кто в своем подростковом возрасте уже работал [705] Там же; также там же, III (1936), 1324-6; и «Six Years Education in Nazi Germany», 4 (n. 156, выше). . Походы, которые когда-то были самым любимым мероприятием в молодежном движении, стремительно теряли популярность, так как становились все более военизированы. Как пожаловался один юноша, вернувшись из лагеря: «У нас почти не было свободного времени. Все делалось совершенно как в армии: подъем, первое построение, подъем флага, утренняя гимнастика, умывание, завтрак, «военные игры», обед и так далее до самого вечера. Несколько человек ушли из лагеря, потому что решили, что все это слишком тяжело и глупо. Между теми, кто жил в лагере, не было никакой взаимной поддержки. Товарищеских отношений почти не было, а были только команды и повиновение… Начальником лагеря был старший функционер Гитлерюгенда, типичный инструктор по строевой подготовке. Вся его воспитательная деятельность ограничивалась выкрикиванием команд, проведением военных упражнений и других тяжелых работ… Все, что было в лагере, — это гиперактивность и раздутый культ физической силы, никакого внутреннего развития и даже никакого активного и распланированного совместного отдыха» [706] Behnken (ed.), Deutschland-Berichte, V (1938), 1379. .

Другой, вспоминая через несколько лет то время, когда он состоял в Гитлерюгенде, признался, что был очень «воодушевлен», когда вступил туда в десятилетнем возрасте, — «потому что какой мальчик не почувствует воодушевления, когда перед ним встанут такие высокие идеалы, как братство, верность, и честь?». Но вскоре «принуждение и беспрекословное подчинение» показались ему «излишними» [707] Kurt Hass (ed.), Jugend unterm Schicksal — Lebensberichte junger Deutscher 1946 — 1949 (Hamburg, 1950), 61-2, цитируется в Klonne, Jugend, 142-3. . «Бесконечное хождение по плацу нагоняло скуку, а наказания за самые незначительные нарушения иногда доводили до хандры, — вспоминал еще один, — но никто не жаловался, потому что единственным способом добиться успехов было показать свою выносливость, и это тоже имело свои последствия: выносливость и слепое подчинение вбивались в нас с того момента, как мы научились ходить» [708] Karl-Heinz Janssen, «Eine Wfelt brach zusammen», in Hermann Glaser and Axel Silenius (eds.), Jugend im Dritten Reich (Frankfurt am Main, 1975), 88-90. .

Даже молодые нацисты были «разочарованы и раздосадованы». В глубине, под внешней оболочкой жила старая традиция молодежного движения, бунтарски настроенные мальчики разучивали старые, теперь уже запрещенные походные песни и в лагерях Гитлерюгенда напевали друг другу их мелодии в качестве отличительного знака; в этих лагерях они собирались вместе и по возможности устраивали свои собственные мероприятия [709] Behnken (ed.), Deutschland-Berichte, V (1938), 1391. . Но многие другие социал-демократы, наблюдающие за этим процессом, сдерживали в себе желание увидеть свет в конце тоннеля и посылали мрачные сообщения о том, что молодежь забывает ценности старшего поколения и под влиянием Гитлерюгенда и идеологической обработки в школах становится жертвой нацистской идеологии. При всех своих недостатках движение Гитлерюгенда и школьная система, становящаяся все более нацистской, вбивали клин между родителями, все еще хранившими верность некоторым убеждениям и стандартам, к которым они привыкли, и их детьми, которые проходили идеологическую обработку на каждом этапе своей жизни. Один из таких агентов с грустью сообщал: «Родителям, не принимающим нацизм, очень тяжело повлиять на своих детей. Им приходится просить ребенка не рассказывать в школе о том, что ему говорят дома. И тогда дети думают: «Ага! Значит, родителям приходится скрывать то, что они думают. Учитель позволяет себе говорить то, что думает, вслух. Значит, он, судя по всему, прав». Либо родители выражают свое мнение, не предупредив ребенка, что рассказывать о нем нельзя. Тогда их тут же арестовывают или в самом лучшем случае вызывают к учителю, который кричит на них и угрожает доложить властям. «Позови своего отца в школу!» — вот обычный ответ на вопросы ребенка, у которого появились сомнения и подозрения. Если, придя из школы, отец молчит, у ребенка появляется ощущение, что он согласился с тем, что ему сказал учитель, и тогда получается еще хуже, чем если бы отец ничего не говорил о своих взглядах» [710] Там же, V (1938), 1403. .