Наум Дубилет - Капитан Пирожков

На собрание, которое было созвано по инициативе представителя из Перми для обсуждения вопросов организации работы транспорта на новых началах, пришли все, кто работал у Шанина, а также и те водники, суда которых зимовали в других затонах. Среди них был и Яков Михайлович.

Зимовка, неказистое, закуренное помещение, где обычно производились работы по ремонту судов, была переполнена. Располагались как могли.

Демидов легко взобрался на груду деталей, лежавших между верстаками, поклонился всем и, рассекая кулаком воздух, горячо заговорил:

— Речные пролетарии всей России, возмущенные саботажем судовладельцев, просили Советское правительство издать Декрет о национализации флота. Отныне все суда принадлежат советскому государству, трудовому народу…

— А что будем делать с этим флотом? — крикнул кто-то из собравшихся. — Ни денег нет, ни материалов. А у Шанина все есть. Без него враз загубим дело…

— Не загубим, — твердым голосом ответил представитель из Перми. — Будем перевозить пассажиров и грузы не хуже, чем Каменские, чем Шанин и вся остальная свора, которая достаточно пожила на наш счет…

Люди в зимовке с каждым словом Демидова чувствовали себя все напряженней.

— Судовладельцы запустили флот, — продолжал оратор. — Им хотелось, чтобы Советская республика не имела водного транспорта. Но они просчитались, флот теперь в руках народа. Сам Ленин подписал декрет. Водники Перми уже развернули ремонт судов, готовят их к навигации. И ваш долг привести свой флот в порядок…

И снова кто-то прервал оратора:

— Осип Иванович ведет дело хорошо. Зачем у него отбирать пароходы? Пусть хозяйничает!

Было очевидно, что приспешники Шанина пытаются сорвать собрание, не допустить национализации флота. Но представитель из Перми, не обращая внимания на выкрики, продолжал свое выступление:

— А флот у Шанина забирать надо, именем Советской власти. Народу он принадлежит. А будет трудно, не бойтесь. Вы не одни!

После Демидова выступали местные водники. Первым взял слово механик парохода «Соликамск» Петр Никитич Зеров, затем говорил механик с «Американца» Петр Фокеевич Молоковских. Выступал еще кто-то. Яков Михайлович не запомнил его фамилию. Больше никто не просил слова. Молчали.

Тишину нарушил возглас: «Долой Шанина!»… Этот призыв прокатился по всей зимовке, вызвав гул одобрения.

В мире судовладельцев Шанины были известны давно. Им принадлежали пароходы «Американец», «Орлинец», «Орел-городок», «Соликамск» и другие суда. Последний представитель этой фамилии Осип Иванович Шанин мнил себя князьком Орла. Кроме пароходов, он владел несколькими большими домами. У него были магазины, в которых он обязывал своих работников втридорога покупать продукты.

Когда поставили на голосование предложение отобрать у Шанина суда, только три человека высказались против, большинство же было за национализацию. Вместе со всеми поднял руку и Яков Михайлович.

Для руководства хозяйством решили создать Деловой совет. С мест стали выкрикивать фамилии кандидатов:

— Молоковских!

— Зеров!

— Суслов!

Это были самые уважаемые в округе труженики. Председателем Делового совета выбрали Петра Никитича Зерова.

Из зимовки расходились группами. Одни шли, бурно выражая свое ликование по поводу того, что только что совершилось. Другие плелись в молчаливом раздумьи.

Пирожков был уже далеко от зимовки, когда его нагнал знакомый капитан и, лукаво улыбаясь, спросил:

— Видать, ты в большевики собираешься записаться, что против своего сродника пошел?

— Это кого ты считаешь моим сродником? — заинтересовался Яков Михайлович. — Не Шанина ли?

— Его!

Глаза Пирожкова полыхнули гневом.

— Какой он сродник? Змея, а не человек. Нам с ним никогда по пути не было. Мы — бурлаки, он — богач. Пусть Василий ему посочувствует. От меня Осипу Ивановичу не ждать жалости…

У Якова Михайловича был брат Василий, тоже капитан. Но он отошел от своей среды, породнился с богачами Орла. «Выгодный» брак брата не вызывал восторга у Якова Михайловича. К помощи и содействию своих «сродников» он никогда не прибегал. Сам, собственными руками устраивал свою нелегкую жизнь. Все доставалось ему с неимоверными усилиями. Сколько лет бился с нуждой, сколько труда затратил, чтобы иметь свой угол. Женился на односельчанке Оне Падучевой в 1900 году, а только через десять лет поставил себе домик на Запольной улице…

— Мы — бурлаки, они — богачи, — отвечал Пирожков тем, кто кивал на его «сродников».

Эту линию он строго проводил всегда. Мало кто из старых капитанов держал себя так независимо и непримиримо в отношениях с судовладельцами, как капитан Пирожков. И в тот решающий час, когда вступал в действие ленинский декрет о национализации флота, Яков Михайлович был с теми, кто стоял на стороне большевиков, против эксплуататоров.

Окрыленным, помолодевшим пришел он тогда домой. Рассказал жене Анисье Васильевне, как прошло собрание, а потом заявил:

— Буду собираться в дорогу. Нужно съездить в Чердынь и забрать у Клыкова флот загодя, чтобы можно было его подготовить к навигации.

— Что-то не хочется отпускать тебя одного, — взмолилась Анисья Васильевна. — Взял бы кого-нибудь с собой.

— Я так и думаю! — успокоил ее Яков Михайлович… — Один ничего не сделаю.

Утром он сходил к Григорию Андреевичу Молоковских, который плавал на пароходе «Товарищ» лоцманом.

— Пришел к тебе, Андреевич, вот с каким делом, — стал выкладывать Пирожков. — На собрании ты был, про декрет слышал. Знаешь, что надо забирать флот у хозяев. Только кто его у Клыкова отберет? Людей-то он разогнал. А что если мы с тобой отправимся в Чердынь? Придем, о ремонте похлопочем. Весна-то не за горами.

— Мысль у тебя верная, Яков Михайлович, — поддержал лоцман. — Самим теперь нужно беспокоиться за суда. Были хозяева, да сплыли…

— Отремонтируем флот и поведем его в Пермь. Там скажут, где работать, — продолжал Пирожков.

— Это уже само собой.

Договорились, что задерживаться дома не будут.

На следующий день с зарей Яков Михайлович и Григорий Андреевич усаживались в розвальни. Стоял трескучий мороз. Путь предстояло проделать немалый — сто с лишним верст. Анисья Васильевна предлагала переждать день-два, пока погода станет мягче. Но их ничего не могло удержать.

Первую остановку сделали в Мошево. Попили чаю и снова пустились в дорогу. В Татарской зимой издавна все останавливались на ночевку, но Пирожков и его спутник передохнули здесь всего часа три и отправились дальше на Губдор.

— Гони в Чердынь! — торопили они возчика.

В районе Рябинино переехали через застывшую Вишеру. Когда миновали село Серегово, показалась Чердынь. Но в городе даже не останавливались. Возчику предложили ехать прямо к Москаицо. Быстро миновали северную окраину Чердыни, расположенные на берегу многочисленные склады Алина, Черных и других именитых местных купцов.