Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Сталин жил в комнате, которая выходила на улицу, а в другой комнате жили мы. В комнате у него стояла кушетка, этажерка с книгами, керосиновая лампа «Чудо», керосинка. Питался он не у нас, а покупал консервы, колбасы и пр.

Приютить у нас на квартире тов. Сталина просил мужа Кирочкин. Мы согласились. Сначала пришел Петербуржец, а потом тов. Сталин с женой грузинкой. […] У нас оставались кофейник и кувшин-умывальник, принадлежащие тов. Сталину. Мы их тоже сдали в музей революции в Баку.

Из записи беседы с Алексеенко

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 3–6.

№ 24

А. Сванидзе-Монаселидзе:

Летом 1907 г. Сосо с женой отправился в Баку. Спустя три месяца больную Като Сосо привез в Тбилиси. После двух-трехнедельной болезни Като скончалась. Сосо был в Тбилиси при кончине Като и был на ее похоронах.

Из воспоминаний Александра Сванидзе-Монаселидзе. Перевод с грузинского

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 651. Л. 264.

№ 25

Михаил Монаселидзе:

Летом 1907 г. товарищ Сталин при переезде на работу в Баку взял с собой жену Като с грудным ребенком. В Баку Като тяжело заболела. В октябре 1907 г. больную Като Сталин перевез в Тбилиси, а затем опять вернулся в Баку. 22 ноября Като скончалась. Сталин в это время был в Тбилиси. Като скончалась на его руках. У гроба Като была снята фотография членов семьи и близких, среди которых был и товарищ Сталин. Като похоронили 25 ноября на Кукийском кладбище Св. Нины. Сталин присутствовал на похоронах. Вскоре Сталин вернулся в Баку.

Из воспоминаний Михаила Монаселидзе. Перевод с грузинского РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 651. Л. 267.

№ 26

Христофор Тхинвалели:

Я видел Сосо в 1907 г., когда у него умерла жена, которую мы похоронили на Кукийском кладбище.

Из воспоминаний Христофора Тхинвалели. Перевод с грузинского

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 651. Л. 265.

№ 27

Г. Елисабедашвили:

В ноябре 1907 г. скончалась Като – супруга Сосо. Товарищ Сосо глубоко переживал эту утрату. Он проводил Като до могилы, несмотря на то, что это было очень рискованно с его стороны, т. к. царская охранка усиленно искала его. Сироту взяла на воспитание в деревню мать Като. Тов. Сосо вернулся в Баку.

Из воспоминаний Г. Елисабедашвили. Перевод с грузинского

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 651. Л. 268.

№ 28

П. Онуфриева (Фомина) [91]:

Он в то время потерял жену и рассказывал, как жалел ее, как ее любил, как тяжело ему было переживать эту потерю. «От меня, говорит, все оружие отбирали, вот как мне было тяжело». Еще он говорил: «Я понял теперь, как мы иногда многого не ценим. Бывало, уйду на работу, не прихожу целую ночь. Уйду, скажу ей: не беспокойся обо мне. А прихожу, она на стуле спит. Ждала меня всю ночь». Мальчик у них был маленький. Он жил у родственников в Тифлисе. Жена у Иосифа Виссарионовича была портниха. Он мне часто говорил: «Вы не представляете, какие красивые платья она умела шить». […] Много мне рассказывал о юге, о том, как хорошо там, какие там сады, здания. Мне частенько говорил: «Вы мечтаете поехать на юг, приезжайте к нам, я дам записку своим хорошим знакомым, они вас примут как родную». А о том, что у него родители там, он не говорил и я не знала.

Из записи беседы сотрудницы ИМЭЛ Эвенчик и секретаря Вологодского обкома Далматова с Онуфриевой-Фоминой, 7 июля 1944 г., Вологда

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 647. Л. 77–78.

№ 29

М. Эфендиев:

Жизнь Сталина неразрывно была связана с партией. Ничего его не интересовало, кроме судьбы организации и рабочего движения. Даже в свободное время, если кто-нибудь из товарищей заходил к нему, он беседовал, обсуждал вопросы, связанные с партийной жизнью. Порой казалось, что у него нет личной жизни, что вне вопросов партии он чувствует себя неладно. Если кто-нибудь из товарищей отвлекался в беседе на другие темы, Сталин быстро опять возвращался к делу, т. е. жизни организации. Можно смело утверждать, что у Кобы не было знакомого, не имеющего отношения к партии, за исключением жандармов, с которыми ему приходилось знакомиться вынужденно.

Коба обладал большой памятью на лица; достаточно было видеть раз человека, чтобы запомнить его, спустя долгое время после моментальной встречи, он мог быстро разыскать в своей памяти обстоятельства, при которых познакомился с ним, и даже имя, фамилию, если знал их.

Энергия Сталина была бесконечна. В бакинский период работы он буквально не знал отдыха. Время вечно проходило в хождении по промыслам, заводам, казармам. Рано утром выходил он из квартиры, направлялся в бюро профсоюза или лавку Караева, где узнавал, кто куда пошел, и жарил за много верст пешком в казармы – Шихово, часто возвращаясь один или в сопровождении тт. поздно ночью. Все время приходилось находиться в напряженном состоянии. Опасность грозила на каждом шагу.

Из воспоминаний М. Эфендиева

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 648. Л. 298–299.

№ 30

М. Эфендиев:

Сталин отличался большой простотой и доступностью. Он жил на Баилове, рядом с народным домом […] В этом последнем жили в одном из полуподвальных комнат я, Георгий Ртвеладзе, Нико и еще один, фамилию которого не припомню. В своей агитационной работе мы были связаны с бюро профессионального союза нефтепромышленных рабочих. Против союза была бакалейная лавка, где продавцом работал эсер А. К. Караев. Мы часто пользовались этой лавкой. В то время Кобе обедать было негде да и некогда, а потому часто обедали в этой лавке, довольствуясь хлебом и закусывая иногда виноградом. Обычно перед едой, я водой мыл виноград. Сталин подшучивал, что у меня буржуазные предрассудки, я отвечал, что наоборот, хочу обмыть пыль от фаэтонов управляющих буржуазии.

Из воспоминаний М. Эфендиева

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 648. Л. 296.

№ 31

П. Сакварелидзе:

Когда дело требовало, Сталин мог работать беспрерывно день и ночь. Интересы работы поглощали все его внимание и его личную жизнь. Был период, когда касса организации главарям своим могла давать в месяц только по восемнадцати рублей; в таких же условиях жил и Сталин, интенсивности работы которого не могла помешать никакая нужда. Иногда, когда у Сталина и товарищей его скоплялось «немного излишних» грошей, происходило некоторое «уклонение». Это было «сворачивание» в какой-нибудь отдаленный ресторан (или в отдельный кабинет хорошего ресторана), чтобы покушать. Чаще это происходило после проведения какой-либо большой работы, в особенности же после закончившихся победой дискуссий. Этот термин очень любил С. Спандарьян, который в эти моменты также «уклонялся» вместе с другими.

Одним из таких излюбленных мест был ресторан «Свет» на Торговой улице. Здесь «наш» кабинет был так устроен, что свободно можно было откровенно говорить, приятно провести время и даже громко спеть. Сталин приятно пел некоторые грузинские песни (напр. «Нетави гого ме да шен», «Гапринди шаво мерцхало» и др.). Вторым таким местом был один из кабинетов «Анонны» (к пассажу).