Татьяна Литвинова - «Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIХ века

На ключевых этапах истории России и Украины, этапах обострения социальной проблематики (подготовка реформы 1861 года, революция 1905 года, другие социальные сдвиги) крестьянский вопрос бытовал в разных терминологических упаковках: «аграрный вопрос», «аграрно-крестьянский вопрос», «крестьянская проблема», «земельный вопрос». Его обсуждение часто приобретало политическую, публицистическую актуальность [63], что во многом определяло и интенсивность, и направленность его как научной проблемы. Все это добавляло мне трудностей в создание аналитической структуры «крестьянского вопроса» в качестве рабочей гипотезы. Построение этой структуры стало возможным только на основе историографического анализа, который будет представлен отдельно.

Предварительно лишь отмечу, что «крестьянский вопрос», стержневая общественная проблема в конце XVIII — первой половине XIX века, в контексте украинской истории не был предметом специального профессионального рассмотрения. Констатируя, что именно он «в дореформенный период был одним из самых острых и важных вопросов, от решения которого зависело дальнейшее развитие страны» [64], украинские историки, как ни странно, довольно фрагментарно освещали процесс его постановки и обсуждения. И сейчас приходится довольствоваться историографическим наследием, оставленным в этой области дореволюционными и советскими учеными. Украинская историческая наука не может похвастаться здесь не только качественными, но и количественными показателями. Все, что написано, можно отнести к жанру «малых форм», т. е. статей, небольших очерков, лаконичных сюжетов или просто упоминаний в монографиях, диссертациях, посвященных положению крестьянства, истории дворянства, экономической мысли, внедрению в жизнь Крестьянской реформы.

Сказанное относительно «крестьянского вопроса» касается и других элементов названия темы, в частности «дворянства Левобережной Украины». Как это ни банально звучит, но, используя такое словосочетание, автор уже исходит из представления, что дворянство или определенные социальные слои имеют какое-то особое место в этом «крестьянском вопросе», и из возможности именно социального измерения этого вопроса, причем в его идеологической плоскости. Кроме того, если посмотреть на такую постановку темы, как «дворянство Левобережной Украины», не с точки зрения дани принятой регионализации пространства украинской истории, а с методологической, то речь идет об априорных представлениях, что совокупность региональных особенностей может повлиять на особое понимание и формирование специфической региональной идеологии по конкретному вопросу.

Соединение двух основных составляющих темы — «дворянство» и «крестьянский вопрос» — не случайно. Еще в период активного обсуждения и попыток решения «крестьянского вопроса», в середине XIX века, такое единство хорошо осознавалось, что подтверждается источниками. В частности, активный деятель реформы 1861 года Г. П. Галаган воспринимал этот вопрос не иначе, как «крестьянско-помещичий» [65]. П. И. Капнист, пытаясь определить «главные предметы», которые обсуждались в прессе в 1862 году, в своем обзоре в первую очередь выделил «крестьянский» и «дворянский вопрос» [66]. Анализируя публицистику 60–70‐х годов XIX века, В. Г. Чернуха вторым по значению для тогдашнего общества называла «дворянский вопрос», обсуждение которого началось еще накануне 1861 года, преимущественно как составляющей части проблемы эмансипации. Приобретая в пореформенный период самостоятельное значение, данный вопрос оказался органично связанным как с крестьянской, так и с аграрной проблемой в целом, а также с проблемой сословий [67]. Свидетельством осознания единства этих вопросов может быть и целый ряд работ конца XIX — XX века [68]. Очевидно оно и для ряда современных историков. «Можно сказать, что крестьянский вопрос и дворянство — это две стороны одной медали», — отметила Р. А. Киреева, подчеркивая тесную связь и переплетение исторических судеб двух ведущих сословий аграрного общества [69]. Итак, изучать их можно, лишь понимая, что «их прошлое, стоя в тесной связи, представляет одну общую картину. Их нельзя разделить. Они тогда только обрисуются рельефно на тусклом фоне своего прошедшаго, когда будут стоять рука об руку» [70].

Подобный взгляд на проблему не только декларировался. В некоторой степени он реализовывался исследователями и в контексте истории общественной мысли, и в контексте социальной истории, точнее — социально-экономической, когда, например, анализировались взгляды того или иного представителя дворянского сословия на крестьянский вопрос. Но в таком случае историков больше интересовало не столько само дворянство или крестьянство, сколько соответствие (или наоборот) позиций героя исследовательским представлениям о содержании определенного идейного направления.

Поскольку в данном случае берется во внимание не столько социально-экономическая сторона проблемы «дворянство и крестьянский вопрос», сколько ее идеологический аспект, необходимо сделать некоторые пояснения относительно понятия «идеология». Попав в восточноевропейское пространство в конце XVIII века, оно претерпело значительную смысловую эволюцию: «наука об идеях», в марксистской литературе 80‐х годов XX века — система взглядов определенной социальной группы, класса, партии или общества в целом [71], многочисленные толкования различных специалистов. Андрей Зорин даже ощутил значительный избыток литературы, посвященной истории этого понятия, в том числе и той истории изменений его значения, которая написана с социологических позиций. Он привел также ряд определений термина «идеология», почти наугад выбранных из литературы последних лет английским исследователем Терри Иглтоном. Среди них наиболее близкими к контексту данной работы могут быть такие: корпус идей, характеризующих определенную социальную группу или класс; формы мышления, мотивированные социальными интересами; конструирование идентичности; социально необходимые ошибки; среда, в которой наиболее активные субъекты осмысливают мир; набор убеждений, программирующих социальные действия; процесс, благодаря которому социальные отношения возникают в качестве естественной реальности [72].

Таким образом, в данном случае речь идет об идеологии не как о системе, а как о совокупности идей, взглядов, представлений, поскольку, по моему мнению, дворянство так и не успело выработать целостной идеологии [73]. Подобный подход позволяет лучше понять социальную мотивацию поведения, проблемы отношений между основными сословиями, уточнить и расширить представления о характере этих отношений и таким образом выйти за рамки традиционной для украинской историографии констатации антагонистического противостояния дворянства и крестьянства, узкокорыстных интересов дворянства и т. п.