Юлия Кантор - Прибалтика. 1939–1945 гг. Война и память

Принципиально важным считалось присутствие в руководстве республиканских компартий «подавляющего большинства» представителей титульных национальностей. 8 октября 1940 г. компартии Литвы, Латвии и Эстонии были официально приняты в состав ВКП(б). Одновременно с получением новых партийных документов была проведена «чистка» этих партий, в ходе которой произошло удаление «нежелательных элементов», заподозренных в возможной нелояльности.

По официальным данным, к началу 1941 г. численность республиканских компартий резко увеличилась: в Литве она составила 2486, в Латвии – 2798 и в Эстонии – 2036 человек 185. Однако такой существенный рост не стоит рассматривать только как следствие увеличения скрыто принудительного приема в партию граждан балтийских республик. Эти показатели в значительной степени были достигнуты за счет «армейского фактора», т. е. за счет учета численности коммунистов, находящихся в частях РККА и НКВД.

Параллельно с созданием советских органов власти и партстроительством происходила и советизация всех сфер социально-экономической жизни. «Очистка от капиталистических сил идет полным ходом. Тартуские суды и Тартуский университет остались действовать в прежнем реакционном духе, так как в них работают прежние кадры, – рапортовали новые партийные функционеры. – Хотя их и омолодили, но все равно осталось еще много реакционеров. Партия «Исамаа» имеет много сторонников, любителей старого Тартуского духа. В том числе среди эстонского союза студентов (EUS). Они действуют организованно, враждебно относятся к марксизму-ленинизму и к преподавателям марксизма. В школах Тарту спокойнее, чем месяц назад. Уже нет враждебных выпадов, подобных тем, которые имели место раньше: неправильно пели Интернационал, испортили портрет Сталина, вывесили портреты Лайдонера и Пятса с лентами сине-черно-белого цвета. Необходимо обратить внимание, что уволенные директора школ и преподаватели сразу же нашли работу в других городах, в том числе в Таллине. Нельзя заражаться болезнью «ценных специалистов», а этой болезни подвержены некоторые наши товарищи: уволенных сажали на ответственные посты в комиссариатах. Кроме того выявлено много спекулянтов, а суд их оправдывает или дает мягкие взыскания» 186.

Среди мероприятий экономического порядка в качестве первоочередного стоял вопрос о переходе на советскую валюту. Временно было разрешено использование двух валют – советского рубля и местной (латвийского лата, литовского лита и эстонской кроны). Курс обмена национальной валюты на советский рубль был установлен довольно произвольно: 1 лат равнялся 1 руб., 1 лит – 90 коп., 1 крона – 1 руб. 25 коп.

16 сентября 1940 г., за два месяца до перехода на рубль, должно было произойти повышение заработной платы – в среднем от 25 % до 40 %. В Латвии в «высшую категорию», т. е. с ростом зарплаты на 40 %, попали рабочие промышленных предприятий, связи и строительства, учителя, преподаватели высших учебных заведений, агрономы. Прибавку в 25 % получали городские врачи, 30 % – сельские врачи и инженерно-технические работники. В Литве прибавки к зарплате выглядели в целом скромнее: 30 % – рабочим, 25 % – агрономам, 20 % – профессуре, только учителя начальных школ получали повышение жалования на 40 %. В Эстонии зарплаты повысили почти так же, как и в Латвии 187.

В комплексе других социальных мероприятий новой власти значились: введение бесплатного обучения в средней школе, отмена платы за медицинское обслуживание для «рабочих, служащих и крестьян», введение для рабочих и служащих обязательного государственного страхования, объявление запрета на повышение ставок квартирной платы и стоимости коммунальных услуг. Для крестьян предусматривалось повышение с 1 октября закупочных цен на все сельскохозяйственные продукты, кроме зерна, в пределах 10–25 %.

Но прибавки к зарплате и другие меры поддержки населения не смогли компенсировать потери граждан при переходе на советский рубль. По оценкам современных экспертов, реальный курс кроны и лата к рублю был примерно один к десяти 188. Это сделало неизбежным повышение цен, произошедшее в Прибалтике уже осенью 1940 г., что даже у лояльно настроенных жителей резко пошатнуло веру в новые порядки.

Неясные (в лучшем случае) экономические перспективы вызвали в Прибалтике настоящую панику. Граждане бросились в магазины. «Повышение цен… вызвало резкий рост неудовольствия. Все скупают. Отделы торговли работают плохо, спекуляции не обнаружено. Настроения в городе Нарва. По сравнению с предыдущей неделей обстановка изменилась: перед магазинами огромные очереди. До того они были замечены только у Обувьторга, теперь – повсеместно, особенно у магазинов одежды. Очереди уже стоят за час и более до открытия. Очереди нет только там, где магазины уже пустые. Опасаются трудностей с молоком. Новое явление: командиры РККА и красноармейцы в большом количестве стоят в очередях. Они набрасываются на магазины. Командиры самовольно требуют получения продуктов и одежды без очереди. Это производит плохое впечатление на местное население. Секретарь горкома сообщил, что он заявил об этом в соответствующие органы» 189.

Такого рода сводками полны отчеты региональных парторганов прибалтийских республик первых месяцев советской власти. Вот наиболее характерные: «Товарищи высказывают недовольство на низкую оплачиваемость их труда и на вздорожание жизни, особенно по промтоварам, обуви и верхней одежде. Смысл их разговора таков: стоимость некоторых предметов возросла в 4 и 5 раз. Например, цены на мужскую и дамскую обувь за период с мая по декабрь поднялись с 15–20 крон до 120–160 рублей за пару. В мае мужской костюм можно было купить за 80-100 крон, сейчас он стоит 500–600 рублей» 190, -таково было положение дел в Эстонии.

Шоком стало для местного населения и «столкновение» с ассортиментом и качеством ввозимой из СССР продукции – в первую очередь одежды и товаров народного потребления. «Стали, например, завозить обувь и шерстяные изделия такого низкого качества, которые собирали у витрин злорадствующие по адресу советской власти толпы. Спрашивается, зачем нужно было посылать эти изделия, когда республика сама в состоянии обеспечить рынок обувью, трикотажем, шерстяными и др. изделиями (по своему собственному, привычному стандарту)» 191. На таком фоне реакция жителей Прибалтики на попытку союзного центра ввести советские стандарты производства в легкой промышленности Литвы, Латвии и Эстонии была столь очевидной, что Москва решила «сдать назад»: «Не следует производство прибалтийских республик (продовольственное и промтоварное) подчинять общесоюзному стандарту по объему, качеству и отделке. Наоборот, им следует разрешить производить то, к чему они привыкли. Правда, в связи с этим приходится учесть, что хорошее качество изделий (а литовцы привыкли к нему из-за демпинга) повлечет за собой сверхстандартное потребление сырья (уплотненная ткань и пр.). Предложение – дать указание союзным наркоматам и главкам о том, чтобы производство изделий потребительского характера по прибалтийским республикам не подчинять союзной стандартизации» 192.