Юлия Кантор - Прибалтика. 1939–1945 гг. Война и память

Так же, как и в Литве и Эстонии, правительство Улманиса сразу взяло под контроль прессу и ввело жесткую цензуру. Эти функции были возложены на Министерство общественных дел.

Усиливалось и влияние государства на экономику. Это сказалось прежде всего на расширении в этой сфере государственного сектора. В Литве, где основу экономики составляло сельское хозяйство, этот процесс был не так заметен и протекал в «мягких» формах, тогда как в Латвии можно было вполне говорить об «огосударствлении» как целенаправленной политике 16.

Интересы большинства граждан балтийских стран были связаны с сельским хозяйством: в промышленности было занято немногим более 20 % населения Эстонии, 14,8 % – Латвии и 6 % – Литвы (данные 1934 г.) 17. Процесс «огосударствления» частично затронул и эту сферу: так, при проведении земельной реформы в Латвии государство заявило свои претензии на значительную долю собственности. Однако доминантой аграрной реформы – а в Латвии она растянулась на 17 лет, с 1920 по 1937 г., – была ликвидация безземельного и малоземельного крестьянства. Столь же радикальной была аграрная реформа в Эстонии. В первую очередь в процессе национализации земли были существенно урезаны владения балтийских немцев и других крупных собственников. В результате и в Латвии, и в Эстонии этот вопрос во многом потерял свою остроту. Например, в Латвии безземельные крестьяне составляли в 1920 г. 61,2 % сельских жителей, а после завершения аграрной реформы в 1937 г. – только 18 % 18. Теперь главной проблемой латышских и эстонских крестьян стала не земля, а налоги, поскольку многие хозяйства находились в долговой кабале: в 1930 г. долг латышских крестьян различным финансовым учреждениям составлял 277,3 млн лат 19. Однако, несмотря на налоговые и частично земельные проблемы, аграрный вопрос – в том виде, в каком его использовали коммунисты для привлечения на свою сторону крестьянства, – в Латвии и Эстонии не существовал. В Литве ситуация складывалась по-другому. Там земельная реформа затронула только поместья крупных землевладельцев, имеющих 80 га и более 20.

Помимо установления авторитарной власти, президенты балтийских стран постепенно обрастали и соответствующей идеологической атрибутикой, примеривая на себя титул «вождя нации». Первым это сделал Сметона 21. Латышская пресса охотно называла Улманиса «величайшим деятелем Европы» и «дважды гением» 22. А Пятс и вовсе без эвфемизмов отвечал на вопрос о своей «избранности»: «Говорят, что я плохой президент и т. д. Но я не могу уйти, потому что нет никого, кто бы мог занять мое место» 23.

Между тем режимы во всех трех государствах не чувствовали себя спокойно. Причем, угроза исходила от главных союзников власти – военных.

В Литве после декабря 1926 г. и до 1940 г. было несколько попыток переворотов 24. До 1929 г. А. Сметона вынужден был делить власть с другой влиятельной фигурой – А. Волдемарасом, за которым стояли правые, а потом и откровенно профашистские силы. Даже после отставки с поста главы правительства Волдемарас сохранил свое влияние среди оппозиционных Сметоне сил, особенно среди военных.

Не смог избежать конфликта с военными и латвийский лидер К. Улманис, который отправил в отставку военного министра и своего заместителя Я. Балодиса. Это случилось в марте 1940 г. 25

Авторитарный стиль управления воспринимался многими политическими лидерами этих стран – не только самими диктаторами, но и их конкурентами – как гарантия сохранения государственной независимости. Однако у авторитарных режимов есть «природные» особенности, которые неизбежно сближают их с советской моделью, и в этом смысле могут рассматриваться как «предпосылки» советизации 26. Коммунистам «нигде не пришлось бороться с демократическо-парламентскими порядками, а нужно было всего лишь заменить авторитарных руководителей коммунистическими функционерами, в то время как склонность авторитарных режимов к государственному контролю за экономикой служила благоприятной предпосылкой для быстрого внедрения коммунистического планового хозяйства» 27. Во многом советская военная экспансия, быстро и беспрепятственно проведенная советизация, прошедшая при разноплановом активном содействии значительного количества местных функционеров, и в итоге потеря балтийскими государствами независимости являлась следствием их внутреннего кризиса 28. Хотя, разумеется, эти существенные обстоятельства, в отличие от внешнеполитических, не являются превалирующими.

С одной стороны, утрата странами Балтии независимости была следствием общеевропейского международного политического кризиса, порожденного Мюнхенским сговором, пактом Молотова – Риббентропа, грамотной пропагандой и, с другой стороны, отсутствием реалистичной и независимой внешней политики балтийских элит в 1939–1940 гг., а также авторитарным содержанием внутренней политики 29. Индифферентность, с которой и обыватели, и правящие элиты Литвы, Латвии и Эстонии отнеслись к действиям Советского Союза, говорит о несформированной еще в молодых государствах (два из которых впервые в своей истории обрели самостоятельность в 1919 г.) способности ценить независимость и отстаивать ее. Ни в коей мере не умаляя катастрофического для Балтии значения пакта Молотова – Риббентропа, этот фактор не стоит сбрасывать со счетов, тем более, что он снова более чем внятно проявился уже год с небольшим спустя – во время германской оккупации (речь об этом периоде пойдет в следующей главе).

23 августа 1939 г. в Каунасе, Риге и Таллине стало известно о заключении договора о ненападении между Советским Союзом и Германией, однако о секретных соглашениях к нему, где специально оговаривался «вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе», в странах Балтии знать не могли, хотя не могли и не догадываться о них. 28 сентября был подписан новый германо-советский «Договор о дружбе и границе между СССР и Германией» и два секретных протокола к нему. Эти документы решили судьбы Польши и прибалтийских государств. Отныне у СССР и Германии появилась общая граница, проходившая по территории Речи Посполитой. Первый секретный протокол предусматривал передачу Литвы (за исключением ранее занятой немцами Клайпеды) из германской в советскую «сферу интересов» в обмен на Люблинское и часть Варшавского воеводств, которые по секретному договору от 23 августа отошли к СССР 30. На карте, на которой была указана новая граница, расписались Сталин и Риббентроп. Согласно второму секретному протоколу стороны обязались принимать меры по подавлению «польской агитации». Судьба стран Балтии в процессе «разграничения интересов» была решена следующим образом: «В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению к Виленской области признаются обеими сторонами…» 31. 10 октября 1939 г. был подписан советско-литовский договор о взаимопомощи, в соответствии с которым СССР передал Виленскую область, до пакта Молотова – Риббентропа являвшуюся частью Польши, Литве. Временный поверенный в делах СССР в Литве Н. Поздняков писал В. Молотову о настроениях в литовском обществе: «Поездка в Москву Риббентропа и подписание советско-германского пакта о ненападении вызвали среди литовской общественности волну явного беспокойства. Нас спрашивали: чем заплатила Германия за выгодный для нее пакт; не скрывается ли за пактом договоренность о разделе между партнерами сфер влияния, в которые включается и Прибалтика; не отказывается ли СССР в своих будущих планах от Литвы; не принес ли он ее из-за желания сохранить за собой Эстонию и Латвию в жертву Германии и Польше и т. д.» 32.