Анатолий Адамишин - Белое солнце Анголы

Вне зависимости от цифр наши военные поставки превратились в фактически инерционный процесс, и пришлось приложить немало усилий, чтобы если не остановить, то по крайней мере существенно замедлить его.

Возможно, теперь не все помнят, что это сокращение означало Политбюро ЦК КПСС. Я докладывал там (на нашем жаргоне — «докладал») предложения МИД, согласованные с другими ведомствами, 13 ноября 1986 года, в четверг. Это был «политбюровский день», к нему тщательно и достаточно нервно готовились. Перед первым своим выступлением я две ночи плохо спал.

Пройдя длинными кремлевскими коридорами, где документы проверялись почти на каждом повороте, ты попадал сначала в огромную комнату, под названием «предбанник», с большим круглым столом посередине и смежными комнатками, где можно было выпить кофе или чай. У дверей, ведущих собственно в зал заседаний, — место распределителя, «вооруженного» десятком фирменных телефонов цвета слоновой кости. Этот последний исполнен важности необыкновенной. Еще бы, по его команде к двери бросаются те, кто ждет очереди на «свой» вопрос. Объявляется, скажем, седьмой вопрос, и вызванные уже толпятся у заветного входа, сталкиваясь с теми, кто выходит после шестого вопроса. Здесь, как у некрасовского парадного подъезда, «с каким-то испугом» собиралась вся тогдашняя советская элита.

Члены и кандидаты в члены Политбюро — это ты видишь, когда входишь в зал, — сидят за длинным столом, рассаженные по строгой градации. Председательствующий — в «мой» день это был Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев — за столом, расположенным перпендикулярно к основному. Вдоль стен — стулья, некоторые снабжены столиками, для приглашенных. Слева, в дальнем углу, три-бунка для выступлений. В определенный момент (сердце едва не рвется из груди) на нее поднялся и я.

Словом, если не крещение, как в Париже, огнем, то нервотрепка по полной программе. Главное, что сумели получить, — это одобрение линии на усиление роли политических факторов в ущерб военным. В отношении же последних договорились о большей сдержанности. Не без труда это прошло. В ходе подготовки бумаг Министерство обороны серьезно сопротивлялось, хотя мы не призывали к очень уж радикальным мерам. На самом Политбюро произошла, однако, некая трансформация: присутствовавший там крупный военный деятель, трагически окончивший свою жизнь, так что не хочется называть его фамилии, не только не возражал, но даже кричал с места: «Правильно!» Явно почувствовали они настроения Генерального секретаря. Горбачев, в те дни железной рукой ведший заседания, склонялся к более «голубиной» позиции МИД.

Примечательно, что на том же Политбюро было принято, наконец, окончательное решение уходить из Афганистана. И даже Андрей Андреевич Громыко, один из главных зачинщиков афганской авантюры, признал: не все, мол, хорошо рассчитали в 1979 году [30] К этому времени Громыко уже полтора года как ушел с поста министра иностранных дел, который он занимал почти тридцать лет, и был двинут по советскому номенклатурному обычаю наверх — Председателем Президиума Верховного Совета СССР, пост скорее все же номинальный. .

В марте 1987 года в Москве собрались очередные советско-анголо-кубинские консультации. МИД представлял на них первый заместитель министра Юлий Михайлович Воронцов. Это было хорошо, поскольку свидетельствовало о росте значения, которое у нас придавалось данному региональному конфликту.

Были ритуально раскритикованы США, рассматривавшие ЮАР как опорный пункт империализма в Африке, разоблачены попытки Вашингтона и Претории подорвать и свергнуть независимые правительства на Юге Африки. Говорилось также, что нельзя подыгрывать империалистам. Это явно адресовалось ангольцам: осторожнее, мол, ребята, насчет контактов с американцами. В силе оставался продвигаемый Луандой и Гаваной тезис о необходимости нанести УНИТА военное поражение, прежде чем вступать с ней в политические переговоры.

Но звучали и слова о том, что должны применяться не только военные методы, что требуется шире внедрять политическое, идеологическое и моральное воздействие. Более того, в духе наших собственных тогдашних веяний ангольцам советовалось шире использовать возможности традиционного и частного сектора. Подчеркивалось также, что при всей помощи со стороны СССР главная роль в решении своих проблем принадлежит ангольцам.

По военным делам разговор шел на основе плана оперативно-стратегического применения вооруженных сил Анголы, утвержденного высшим руководством страны. Насколько я понимаю, механизм был следующим. Операция разрабатывалась ангольскими военными с привлечением, часто решающим, советских и кубинских советников. Затем ее план представлялся на утверждение высшему руководству МИЛА, ее Политбюро во главе с Душ Сантушем. Это означает, что и в главном замысле — разгромить УНИТА, и в том, как он должен быть осуществлен, решающее слово оставалось за Луандой. Не мы и даже не кубинцы играли первую скрипку. В отношении Кубы положение несколько изменилось в 1988 году, когда ее подразделения начали продвигаться на юг. Мы же и раньше, и тогда скорее были советниками, снабженцами и финансистами.

Во время сухого сезона 1987 года ангольцы планировали провести операцию по разгрому основной группы УНИТА в Квандо-Кубанго. Мы, а поначалу и кубинцы, выражали в целом положительное отношение к плану. Позднее, когда дела пошли неважно, кубинцы постарались откреститься от своего участия. Было ясно, что юаровцы выступят в поддержку УНИТА. Поэтому советская сторона прямо советовала избегать ненужных вооруженных столкновении с ЮАР, не доводить дело до прямой конфронтации, ни при каких обстоятельствах не переходить границу с Намибией. В общем, позиция у нас была — вперед, но осторожнее. Не очень убедительная, но какая была — такая была.

Формат консультаций позволял широко использовать двусторонние встречи. В мидовском особняке на улице Алексея Толстого [31] Ныне — Спиридоновка. Этот особняк — одно из лучших, на мой взгляд, зданий в Москве. Чего стоят стены, расписанные Врубелем и Богаевским, роскошные виражи, да и весь антураж, к счастью, восстановленный после пожара 1995 года. Очень горжусь тем, что, будучи послом, отправлял из Лондона материалы для его реставрации. я устроил ужин для министра внешних сношений Анголы А. Ван Дунсна. Не менее, если не более, важен был его второй титул — член Политбюро, секретарь ЦК МПЛА — Партии труда.

Анголец дал свое объяснение тому, почему США так цепляются за свое изобретение — увязку [32] В уже цитированной книге П. Родмэн, непосредственный участник описываемых событий, красочно показывает внутреннюю кухню того, как была придумана эта увязка, «вызывавшая большие сомнения» (считается, что сам метод увязывания принадлежит Г. Киссннджеру, под началом которого служил и Ч. Крокер), как спорили по этому поводу сами американцы, как поначалу не хотела ее принимать ЮАР, как напрочь отвергали ее в 1981 году ангольцы, а в 1984 — согласились (в тог самый месяц, когда был переизбран Рейган), как не принимали увязку ни западноевропейские союзники США, ни африканские правительства, ни ООН и т. д. (стр. 361–362). Как непросто было в этих условиях, вопиюще не согласующихся с формальной логикой, нам. Советскому Союзу, вводить подобный элемент в нашу практическую политику. Тут с пашей стороны был проявлен недюжинный здравый смысл, что во многом расчистило дорогу дальнейшим договоренностям. . По его словам, Рейган обещал, что если он будет избран, то добьется ухода кубинцев из Анголы. Равным образом в предвыборную платформу Рейгана был включен пункт о поддержке УНИТА. Так что американская дипломатия изо всех сил выполняет указание своего главного шефа. Помощь унитовцам оказывается через Заир, чтобы не очень зависеть от ЮАР, с которой американцы соперничают за влияние на Савимби. Что же касается возможного возобновления работы бенгельской железной дороги (активно продвигаемый американцами вопрос), то, говорил министр, не экономическая сторона имеет здесь для них значение, а стремление втянуть руководство Луанды в переговоры с Савимби. Раз, мол, империализм хочет этого, то мы должны быть против. Прежде чем замириться с УНИТА, надо разгромить ее как организованную контрреволюционную силу — такова была тогда установка ангольских руководителей.