Джон Киган - Великая война. 1914–1918

Тем временем американцы, сильные как никогда ранее, начинали играть в операциях на Западном фронте все более существенную роль. 30 августа генерал Джон Першинг, до этого весьма неохотно предоставлявший свои войска — даже отдельные подразделения — в распоряжение союзников, добился своей цели: была сформирована американская 1-я армия. Ее сразу же развернули к югу от Вердена, напротив изрытого снарядами и заболоченного выступа Сен-Миель, который немцы удерживали с 1914 года, и 12 сентября началось первое американское наступление в этой войне. Противостоявшие американцам немецкие части готовились оставить выступ, выполняя приказ отойти за линию Гинденбурга, но все равно были застигнуты врасплох и потерпели сокрушительное поражение. За один день боев 1-й и 4-й корпуса американцев, наступавшие под массированным прикрытием 2900 орудий, выбили противника с занимаемых позиций, захватив 466 пушек и взяв в плен 13.251 человека. Французы, не ставя под сомнение высочайший боевой дух американцев, нелюбезно приписали успех тому обстоятельству, что немцы уже начали отступать сами. Действительно, многие из них были готовы сложить оружие, но армия Першинга тем не менее одержала безоговорочную победу [700] См.: Harries . P. 345. .

Людендорф, в отличие от французов, заслуги американцев не преуменьшал. Растущее беспокойство — более того, предчувствие неминуемого поражения своей армии — он связывал с тем, что на фронт ежедневно прибывало так много американцев. И не важно, хорошо ли они сражались. Мнение опытных британских и французских офицеров, что у тех, кто приплыл из-за океана, больше энтузиазма, чем умения воевать, было верным, однако главным оставался сам факт их появления, деморализовавший немцев. После четырех лет войны, во время которой они разгромили царскую армию, разбили итальянцев и румын, сломили боевой дух французов и, наконец, нанесли поражение британцам, германские войска столкнулись с армией, солдаты которой все прибывали и прибывали. Надежды на победу строились на расчетах соотношения сил, а вмешательство Соединенных Штатов сделало их бессмысленными. Теперь ресурсов Германии не хватало, чтобы противостоять многомиллионной армии, которая могла быть переброшена через Атлантику, и осознание бессмысленности сопротивления подрывало настрой немецких солдат, мешало им выполнять свой долг.

Именно в таком состоянии в сентябре немецкие армии на западе отходили к своему последнему рубежу обороны — линии Гинденбурга, большая часть которой совпадала с конфигурацией Западного фронта, стабилизировавшегося после боев 1914-го, хотя в последующие годы его значительно укрепили, особенно в центральном секторе после отступления от Соммы весной 1917-го. 26 сентября в ответ на призыв Фоша «Все в бой!» британская, французская, бельгийская и американская армии перешли в наступление 123 дивизиями (еще 57 находились в резерве) против 197 немецких, из которых полностью боеспособными разведка союзников считала только 51.

Людендорф назвал 8 августа, когда армада британских и французских танков прорвала фронт у Амьена, черным днем немецкой армии. Лично для него черным днем стало 28 сентября. Тут нужно отметить, что у этого генерала — внешне абсолютно бесстрастного — была неустойчивая психика. «Вы плохо знаете Людендорфа», — говорил Бетман-Гольвег в начале войны главе военно-морского кабинета кайзера. Этот военачальник, как выразился премьер-министр, велик только в моменты успеха. «Если дела идут плохо, он теряет присутствие духа» [701] Goodspeed . P. 208. . Такая характеристика не совсем точна. Людендорф сохранил самообладание в критические дни августа 1914-го, и это помогло предотвратить катастрофу. Теперь же он сорвался и дал волю ярости «против кайзера, рейхстага, флота и внутреннего фронта» [702] Ibid. Р. 211. . Подчиненные закрыли все двери на этаже, чтобы заглушить крики, доносившиеся из его кабинета… В конце концов Людендорф успокоился. В шесть часов он спустился этажом ниже, к Гинденбургу, и сообщил старому фельдмаршалу, что альтернативы перемирию больше нет. Позиции на Западном фронте прорваны, армия не желает сражаться, гражданское население отчаялось, политики хотят мира. Гинденбург молча сжал обеими ладонями его правую руку, и они расстались «как люди, похоронившие свои самые заветные надежды» [703] Goodspeed . P. 211. .

Последствия внутри страны не заставили себя долго ждать. 29 сентября, в день, когда Болгария, союзница Германии, начала переговоры с французами и британцами о перемирии на фронте в Салониках, в штаб высшего военного командования в Спа прибыли кайзер Вильгельм, рейхсканцлер Георг фон Гертлинг и министр иностранных дел Пауль фон Хинце. Генералы сказали, что Германия должна сформулировать свои условия мира. 8 января 1918 года президент Соединенных Штатов Америки Вудро Вильсон представил конгрессу 14 пунктов, на основе которых можно было заключить почетный для всех воюющих сторон мир, а также обеспечить будущее согласие. Именно эти 14 пунктов руководители Германии теперь решили использовать при составлении своего предложения союзникам. Хинце предположил, что успешное завершение переговоров, каким бы ни был результат, приведет к разногласиям среди парламентских партий, потребующих установления либо диктатуры, либо полной демократии. На совещании было решено, что лишь демократизация убедит союзников принять условия, на которые руководители Германии все еще рассчитывали, — в том числе сохранение Эльзаса и Лотарингии, а также части Немецкой Польши. Словом, канцлеру нужно подать в отставку. 3 октября на эту должность была предложена кандидатура принца Максимилиана Баденского, известного сторонника мирных переговоров и одного из руководителей немецкого Красного Креста. Принц также был оппонентом Людендорфа и поэтому первым делом получил от Гинденбурга письменное признание, что «в дальнейшем шанса заставить неприятеля подписать мир уже не будет» [704] Watt R . The Kings Depart. London, 1968. P. 149. . Разумный шаг, поскольку в начале октября Людендорф вновь обрел хладнокровие. Пока принц Максимилиан убеждал многочисленные партии, включая составлявших большинство социалистов, войти в его правительство, а также добивался для рейхстага прав, в которых отказывала ему монархия, в том числе права назначать военного министра, объявлять войну и заключать мир, Людендорф начал разговоры о продолжении сопротивления и о том, чтобы отвергнуть условия президента Вильсона. Эти условия были вновь повторены 16 октября, причем они предполагали отказ Германии от монархии как одной из деспотических сил, угрожающих миру во всем мире, врагом которых объявил себя американский президент.