Эдуард Фукс - Erotica. Ренессанс. Буйство плоти

Но даже среди этих работ нет ни одной, которая основывалась бы на современных научных предпосылках.

Моя работа должна до известной степени заполнить этот пробел. Хотя она рассчитана на три тома, я прекрасно понимаю, что не смогу охватить весь материал. Чтобы написать полную историю нравов, необходима целая армия специалистов, которая создала бы библиотеку трудов. К сожалению, таких специалистов еще не существует. А те немногие, которые имеются, совершенно не понимают внутреннюю связь исторических явлений.

В истории половой нравственности сосредоточено, как уже было сказано, и самое высокое, и самое низкое. Однако, по ряду причин, она будет скорее историей безнравственности.

Это понятно, потому что то, что считается в каждую эпоху «нравственным», заключается преимущественно в том, чего не делают, т. е. в том, что не поддается изображению, тогда как безнравственность обнаруживается в определенных поступках, т. е. в том, что можно изобразить. Поэтому в истории половой нравственности отрицательное часто является единственно положительным. История нравов, стремящаяся отразить и исчерпывающим образом обосновать все проблемы половой нравственности, не смущаясь мелочными и трусливыми соображениями, конечно, не чтение для школьников и школьниц, но ведь серьезные научные исследования для них и не предназначены.

Те документы из находящегося в моем распоряжении богатого материала, которые не годятся для широкой публики или слишком перегрузили бы изложение, которые не представляют научную ценность, я позже издам в отдельном томе.

В заключение я должен заметить следующее.

Мое имя в литературе тесно связано с историей карикатуры. Многие из моих читателей могут подумать, что я меняю область своих интересов. Такое мнение было бы неправильным. Я считаю свои работы по истории карикатуры далеко не законченными, но и теперь я не сворачиваю со своего пути. Вся моя научная деятельность была направлена на изучение истории культуры. В своих трудах я хотел осветить историческое развитие общества. На этом пути мне встретилась карикатура. Когда мне стало ясно, что она позволяет понять и уяснить себе события и лица с такой отчетливостью, как никакой иной документ, мне захотелось изъять карикатуры из безмолвных папок, где они в продолжение столетий покоились неоцененные и потому игнорируемые. По мере того как накапливался материал, я все больше убеждался, что карикатура — важное средство исторической реконструкции. Так родилась мысль написать историю этих своеобразных документов, отражающих дух времени.

Относясь к карикатуре как историк культуры, видя в ней самый правдивый источник для знакомства с нравами, событиями и личностями прошлого и настоящего, я сознательно оставлял художественную сторону вопроса лишь на втором плане. Понимая всю важность этого аспекта, я всегда считал его изучение специальной задачей эстетов. Я же не специалист по эстетике.

Издавая свою «Историю нравов», я не отказываюсь от увлечения карикатурой, как не изменял я и моим культурно-историческим интересам, когда задался целью написать историю карикатуры.

Мои труды по истории карикатуры и моя «История нравов» лежат в одной и той же плоскости, вращаются в общем круге идей.

Эдуард Фукс

Берлин — Целендорф

Весной 1909 г.

амая главная задача истории нравов — показать, как люди когда-то жили, реконструировать прошлое путем отбора и сочетания характерных для каждой эпохи фактов. Чем нагляднее и выразительнее предстанет это прошлое перед читателем, тем лучше решена задача. Это касается как трудов, охватывающих всю область нравов, так и работ, затрагивающих, подобно нашей, только часть ее — область половой морали.

Реконструировать прошлое — такова цель нашего исследования.

Видя в этом свою главную задачу, историк нравов никогда не должен, однако, применять к этому прошлому определенный нравственный критерий. Первый вывод, к которому исследователь приходит в своей работе, заключается в том, что в истории нет вечных, абсолютных масштабов, что они находятся в процессе постоянного видоизменения. Можно поэтому всегда говорить только об относительной нравственности или безнравственности… Абсолютной безнравственностью может считаться только нарушение социальных инстинктов общества, нарушение, так сказать, законов природы. Нет такого нравственного закона, который независимо от пространства и времени регулировал бы наши поступки в пространстве и времени.

Если это верно относительно всего комплекса морали, то еще в большей степени — относительно половой морали, которая чаще всего и легче всего менялась. Эта постоянная изменчивость общих нравственных воззрений подчинена определенным законам, так что каждое столетие, естественно, требует иных моральных оценок. Было бы поэтому наивно и нелепо применять к прошлому современные критерии. Застывшее и затвердевшее нельзя оценивать в тех же масштабах, что и текущее, изменчивое. Тот, кто ссылается на «вечные общеобязательные нравственные нормы», существующие вне времени и пространства, «присущие природе человека», может только прославлять или осуждать и никогда не познает вещи и людей в их историческом бытии. Отрицание вечной, неизменной нравственной идеи является, таким образом, необходимой предпосылкой правильного, т. е. научного, познания явлений прошлого, в данном случае — области нравов.

Не признавать общеобязательные нравственные критерии — не означает отрицать роль морали как двигающего фактора истории. Мы не оправдываем все явления прошлого, не стремимся к их апологии. Непризнание неизменной нравственной идеи как вечного мирового закона, обязательного для всех людей, классов, народов и времен, — не только метод, но и необходимая предпосылка, позволяющая познать вещи, «добро и зло» в их исторической обусловленности. Вскрывая эту обусловленность, категорическую неизбежность истории, мы еще не делаем вывода, что, так как историческая необходимость приводила к таким и таким-то явлениям, эти последние оправданы перед судом истории. Ведь мы же не оправдываем убийцу, если даже и понимаем внутреннюю необходимость его поступка. Наша историческая точка зрения приводит к чрезвычайно важному результату: к истинно научному пониманию прошлого и к выяснению более высокой исторической логики.

Целью познания прошлого и историографии, т. е. систематического изучения того, что было и что есть, и нахождения соединительных звеньев, связующих то, что было, с тем, что есть, является отнюдь не удовлетворение любознательности, хотя бы даже самой «благородной», как полагают многие, а прежде всего познание законов, которым подчинены все явления. Только точное объяснение истории позволит нам лучше создавать историю. Именно в этом главная цель науки: оплодотворять деятельность, влиять на настоящее и будущее, помогать сознательному и планомерному историческому творчеству.