Франс Вааль - Наша внутренняя обезьяна. Двойственная природа человека

Учитывая то, как шимпанзе из разных групп обходятся друг с другом, я бы на их месте тоже нервничал. Самцы убивают других самцов из чужой группы, нападая на отдельных особей и действуя при этом весьма скоординированно: они подкрадываются, загоняют и быстро одолевают жертву, которую так яростно бьют и кусают, что бедняга обычно умирает на месте – в любом случае у него не остается никаких шансов выжить. Исследователям довелось непосредственно наблюдать несколько таких внезапных атак, но по большей части свидетельства этих событий представляют собой страшные находки в лесу. На некоторых территориях, где проводились исследования, трупы не были обнаружены, однако из группы один за другим исчезали здоровые самцы, пока не оставалось ни одного.

В Махали-Маунтинс Нисида наблюдал за такими пограничными патрулями и жестокими нападениями на самцов из чужих групп. Он полагает, что все самцы одной из групп были постепенно уничтожены соседними самцами в течение 12 лет. Затем победители захватили освободившуюся территорию и самок на ней. Нет сомнений в том, что шимпанзе – ксенофобы. В одной из попыток переселить шимпанзе из неволи обратно в лес местные шимпанзе повели себя настолько агрессивно и злобно, что проект пришлось свернуть.

Поскольку территории у каждой из групп шимпанзе огромные, увидеть агрессивные столкновения между соседями получается редко. Однако те несколько раз, когда их наблюдали, не позволяют усомниться в том, что мы имеем дело с намеренным, целенаправленным убийством, иными словами, «умышленным убийством». Понимая, насколько неоднозначно будет звучать такое заявление, Джейн Гудолл задавала себе вопрос, откуда берется ощущение преднамеренности. Разве убийство не может быть всего лишь побочным эффектом агрессии? И сама же ответила: нападающие демонстрировали уровень координации и жестокости, не наблюдавшийся при агрессивных проявлениях внутри группы. Шимпанзе обращались с врагом, словно с добычей, будто он принадлежал к другому виду. Один из нападающих мог удерживать жертву (сидя на ее голове и держа за ноги), а другие изо всех сил били. Они выкручивали конечности, вырывали трахею и ногти, буквально пили льющуюся из ран кровь и обычно не останавливались, пока жертва не переставала шевелиться. Есть отчеты о том, как нападавшие возвращались на то же место несколько недель спустя, словно желая посмотреть на результаты своих усилий.

Как ни прискорбно, это ужасающее поведение не слишком отличается от поведения людей. Как и шимпанзе, мы привычно дегуманизируем наших врагов, относясь к ним как к низшим, по сравнению с представителями нашего вида, существам. В первые недели войны в Ираке меня поразило интервью с американским летчиком, который с энтузиазмом рассказывал, что, будучи ребенком, он следил за войной в Персидском заливе и был совершенно заворожен точечными бомбардировками. Он не мог поверить, что сам теперь использует еще более сложные и умные бомбы. Для него вся война заключалась в технологиях – она была как компьютерная игра, в которую ему наконец-то позволили поиграть. Мысль о том, что происходило с людьми на другой стороне, кажется, даже не приходила ему в голову; вероятно, именно этого и добиваются военные. Ведь, как только вы начинаете видеть в своем враге человека, все начинает распадаться.

Мышление в стиле «мы-против-них» дается нам исключительно легко. В одном психологическом эксперименте людей случайным образом разделили на две группы – «синие» и «зеленые», распределив между ними разноцветные нагрудные значки, ручки и блокноты. Все, что им нужно было сделать, – это оценить презентации друг друга. Им больше всего понравились презентации людей, относящихся к тому же «цвету», что и они сами. В более сложном эксперименте по конструированию групповой идентичности студентам назначили роли охранников и заключенных, предложив поиграть в тюрьму. Им нужно было провести вместе две недели в подвале Стэнфордского университета. Однако через шесть дней эксперимент пришлось прекратить, потому что «охранники» становились все более наглыми, агрессивными и жестокими, а «заключенные» начали бунтовать. Неужели студенты забыли, что это всего лишь эксперимент и их роли назначались по броску монетки?

Стэнфордский тюремный эксперимент получил широкую известность, когда выплыла на свет история о пытках американскими офицерами заключенных в тюрьме города Абу-Грейб, расположенного недалеко от Багдада. Американские охранники применяли разнообразные пытки, в том числе надевали глухой мешок на голову или подключали электрические провода к гениталиям узников. Некоторые средства массовой информации США пытались представить эти действия как «розыгрыши», но в Абу-Грейб погибли десятки заключенных. Помимо того что там наблюдалось поразительное сходство в жестокости и сексуальном подтексте со Стэнфордским тюремным экспериментом, охранники и заключенные в Абу-Грейб еще и принадлежали к разным расам, религиям и говорили на разных языках. Из-за этого охранникам было еще проще дегуманизировать врагов. Дженис Карпински, генерал, командовавшая бригадой военной полиции в этой тюрьме, сказала, что ей было приказано обращаться с заключенными «как с собаками». На одной из ужасающих фотографий из этой тюрьмы офицер-женщина действительно тащит раздетого узника по полу за поводок, прицепленный к ошейнику на его шее.

Группа «своих» всегда находит повод считать себя лучше других. Самым вопиющим историческим примером является, разумеется, создание Адольфом Гитлером образа «чужих». Существование группы «чужих», изображаемой как низшая по отношению к людям, повышает солидарность и самооценку группы «своих». Этот фокус стар как само человечество, но его психология, вероятно, даже старше, чем наш вид. Кроме простой идентификации с группой, широко распространенной среди животных, у нас с шимпанзе есть еще две другие особенности. Первая, как мы уже видели, – это презрение к «чужим» до степени дегуманизации (или «дешимпанизации»). Пропасть между «своими» и «чужими» настолько огромна, что агрессия распадается на две категории: одна, сдерживаемая и ритуализированная, – внутри группы, а другая, всепоглощающая, безосновательная и беспощадная, – между группами.

Другой, еще более шокирующий феномен отношений с группой «чужих», возникший в Гомбе-Стрим, происходил с участием шимпанзе, знакомых друг с другом. За несколько лет одна группа разделилась на северную и южную части, которые в итоге стали отдельными группами. Эти шимпанзе когда-то вместе играли и занимались грумингом, мирились после ссор, делили мясо и жили в гармонии. И тем не менее части группы начали сражаться между собой. Исследователи в шоке наблюдали, как бывшие друзья теперь буквально пили кровь друг друга. Даже самых старых членов группы не оставили в покое. Чрезвычайно тщедушного самца Голиафа колотили минут двадцать и таскали туда-сюда. Любая связь с врагом служила основанием для нападения. Если патрулирующие самцы находили свежие спальные гнезда на дереве в пограничной области, они демонстративно растаскивали вражеское гнездо по веткам, пока не уничтожали его полностью.