Чарлз Поулсен - Английские бунтари

Затем ошеломленных, ничего не понимающих «юнионистов» отправили в дорчестерскую тюрьму, где с ними обошлись, как с обычными уголовниками: раздели догола, тщательно обыскали одежду и коротко обстригли волосы. Обыск был произведен и в их домах. У Лавлесса нашли устав общества, книжку членских взносов и письмо от секретаря ООТ; все это было изъято в качестве вещественных доказательств для запланированного судебного процесса.

До суда всех шестерых, желая сломить их волю, продержали в тюремной камере — дескать, пусть поразмыслят о том, что они обыкновенные преступники, которым грозит ссылка в далекую Австралию, а их семьям предстоит нелегкая, во многом безнадежная борьба за выживание. Не удалось. Отчаяние, страх перед неизвестностью, горечь от собственного бессилия не лишили их человеческого достоинства и чести. Ни визиты тюремного священника, пытавшегося убедить их в греховности намерений ухудшить положение благодетелей-хозяев, которые и без того «живут почти так же плохо, как и их работники», ни уговоры адвокатов ценой предательства купить свободу себе и благополучие своей семье (во всяком случае, достоверно известно, что такие предложения неоднократно делались Джорджу Лавлессу) не имели успеха.

В своем стремлении подавить сельский тред-юнионизм в зародыше правительство, возглавляемое лордом Греем, решило не упускать столь блестящей, по его мнению, возможности и отобрало это дело у дорчестерского суда. Вся мощь и вековой опыт государственной юридической машины были обращены против шести деревенских жителей, вся вина которых заключалась только в том, что они совместно со своими односельчанами попытались в рамках закона обеспечить своим семьям минимально необходимые условия для существования.

Суд над толпаддлскими работниками начался 15 марта 1834 г. в здании дорчестерского магистрата при большом скоплении публики и представителей прессы. Интерес к нему был огромен. Вся дорсетская пресса взахлеб обвиняла тред-юнионистов в подстрекательстве к бунту и революции, не жалея черных красок на изображение их деятельности как угрозы свободе трудового британца. А газета «Дорсет каунти кроникл» дошла даже до того, что в своей передовице объявила одной из основных причин смутьянства рост грамотности среди простолюдинов, попутно предав анафеме «манию к распространению среди низших слоев населения образования, совершенно не соответствующего их положению в обществе». Присутствовали на суде жены и дети обвиняемых или нет, осталось неизвестным — возможно, перспектива прошагать 14 миль туда и обратно только для того, чтобы усугубить собственные страдания, и удержала их от этого шага, — но многие жители Толпаддла, безусловно, там были.

В соответствии с законами Англии, судья Бейрон Уильямс с должной помпой и соблюдением всех требуемых церемониалов был введен в состав королевского суда. Затем было приведено к присяге Большое жюри, состоявшее из девяти мировых судей (именно они подписали ордера на арест) и племянника министра внутренних дел; судьям предстояло определить наличие (либо отсутствие) преступного умысла в действиях обвиняемых и правомерность суда над ними. Затем, получив от них утвердительный ответ (иного никто и не ожидал), Уильяме привел к присяге Малое жюри присяжных, которому предстояло решить судьбу обвиняемых. Вряд ли приходится сомневаться в том, что члены Малого жюри были отобраны с тем же тщанием, что и Большого, — во всяком случае, известно, что одного кандидата отвергли только за то, что он являлся членом религиозной секты методистов. В истории Англии, конечно, встречалось немало случаев, когда жюри присяжных выносило неожиданные, своего рода «незапланированные» решения, сводя на нет все усилия власть имущих, но в аграрном Дорсете это было совершенно исключено.

Говоря попросту, шести толпаддлским работникам вменялось в вину принятие противозаконной клятвы у Эдварда Легга (плюс еще 11 менее значительных нарушений закона). На основании этого прокурор потребовал признать их виновными в преступных действиях, в доказательство чего выставил двух свидетелей — Эдварда Легга и Джона Локка.

Вконец запуганный, уже мало что соображавший Эдвард Легг, запинаясь и не глядя на окружающих, подтвердил, что на тайной встрече в доме Стэндфилда присутствовали все шесть обвиняемых. По его словам, ему завязали глаза, провели куда-то наверх, заставили стать на колени и повторить слова, смысла которых он не очень-то и понял: что-то вроде необходимости бастовать в целях повышения заработной платы и обязательства соблюдать тайну, но что конкретно имелось в виду — он затрудняется сказать. Затем ему развязали глаза, и он увидел Джорджа и Джеймса Лавлессов, стоявших под огромным изображением смерти с косой в руках. Потом вслух читали что-то еще, но «я не помню что», а потом Леггу дали поцеловать какую-то книгу, «по виду напоминавшую Библию».

На этих невнятных доводах, подкрепленных не менее туманными показаниями другого свидетеля — Локка, королевский суд и построил все свое обвинение. Точные слова этой якобы незаконной клятвы, равно как и конкретные обстоятельства, при которых она произносилась, в суде так и не прозвучали.

Адвокат братьев Лавлесс мистер Дербишир сделал для своих подзащитных все возможное. Он красноречиво обрисовал их трудолюбие и положительные характеры, убедительно доказывал, что подобные действия давно уже стали неотъемлемой частью фактически узаконенной практики вступления в «союз» и что, исходя из принципа прецедента, состава преступления в них нет; что же касается ссылок на Акт 1797 г., подчеркивал мистер Дербишир, то он был принят исключительно в обстановке серьезных волнений на королевском военном флоте и, следовательно, совершенно неправомерно распространять его на сферу гражданских дел. В конце своего выступления он особо отметил, что упомянутый «союз» никогда и ни в какой форме не допускал угроз или насильственных действий по отношению к работодателям или собственным членам.

Никому из обвиняемых не разрешили выступить в качестве свидетеля и под присягой дать показания в свою защиту; только Джорджу Лавлессу как их представителю было позволено сделать письменное заявление. В нем он писал:

«Милорд! Если мы и нарушили какой-либо закон, то сделали это непреднамеренно. Мы не причинили ущерба ни конкретному лицу, ни чьей-либо репутации, ни чужой собственности. Мы хотели объединиться, чтобы вместе уберечь самих себя, своих жен и детей от полного обнищания и голодной смерти. Мы требуем доказательств (от кого бы они ни исходили — от одного человека или от группы людей) того, что мы действовали или намеревались действовать иначе, чем это изложено в моем заявлении».