Борис Соколов - Рейх. История германской империи

Также и бывший министр вооружений Альберт Шпеер свидетельствует, что Гитлер сочувственно отзывался о Сталине: «Он говорил, бывало, то ли в шутку, то ли всерьез, что правильней всего было бы после победы над Россией доверить управление страной, разумеется, под германским верховенством, Сталину, так как он лучше кого бы то ни было знает, как надо обращаться с русскими. Вообще он, пожалуй, видел в Сталине своего коллегу».

А 23 марта 1942 года Гитлер заявил: «Сталина следует ценить уже за то, что он не пустил евреев в искусство».

Характерно, что в последние месяцы войны руководители Рейха безуспешно пытались использовать опыт Сталина в отчаянной попытке избежать поражения. Так, 28 марта 1945 года Геббельс записал в дневнике разговор с Гитлером, состоявшийся накануне: «Я сообщаю фюреру, что под влиянием исключительно тяжелого положения на фронтах моральный дух как в стране, так и в войсках очень сильно упал. Нам нужно добиться того, чтобы где-то снова задержать противника, иначе есть опасность развала всего Западного фронта. Я считаю, что сейчас самый удобный случай для фюрера выступить по радио с обращением к нации (не более чем на 10–15 минут), не только к населению, но и к войскам на фронте. Я напоминаю фюреру, что таким же образом поступали Черчилль в критические минуты для Англии и Сталин в кризисное время для Советского Союза. Они тогда тоже нашли верные слова, чтобы вновь взбодрить свои народы. И мы раньше в ходе партийной борьбы поступали подобным образом. Никогда наша партия не преодолевала тяжелые кризисы без того, чтобы фюрер лично не обращался к ней, стремясь выровнять партийные ряды. Вот и теперь настал час, когда фюрер должен дать сигнал своему народу… Народ должен услышать от него такое слово, за которое сможет прочно ухватиться».

Но тогда никакие самые проникновенные или горькие слова уже не могли спасти Рейх.

Более успешно фюрер и его соратники использовали сталинский опыт в другом. Расправу Гитлера с Ремом и другими «старыми партийными товарищами»-штурмовиками можно сопоставить с кровавой чисткой, которую произвел Сталин в 1937–1938 годах среди командного состава армии и руководящих партийных и советских кадров, и с более ранней зачисткой внутрипартийной оппозиции во второй половине 20-х годов. Последняя, хотя и обошлась тогда без крови, могла подсказать Гитлеру идею начать «перебирать людишек» в партийных рядах вскоре после прихода к власти. Точно так же можно допустить, что Сталин учел опыт «ночи длинных ножей» и творчески развил его в 1937–1938 годах. Но более вероятно предположить, что во всех этих случаях мы имеем дело не с заимствованиями, а с параллельным развитием. Готовясь ко Второй мировой войне, оснащая Красную Армию тысячами и тысячами танков и самолетов, наращивая численность как рядового состава, так и офицерского корпуса, Сталин произвел в 1937–1938 годах масштабную зачистку высшего командного состава от тех, в чьей стопроцентной лояльности к себе сомневался. Заодно он зачистил и гражданскую номенклатуру. Зачистка делалась отнюдь не на случай возможного поражения. О поражении Сталин не думал. Воевать собирались «малой кровью и на чужой территории». Зачистка нужна была в ожидании грядущей победы. Сталин очень хорошо знал историю революций и понимал, что Бонапарты рождаются из побед, а не из поражений. Призрак бонапартизма преследовал его всю жизнь. Именно опасения, что кто-то из победоносных маршалов двинет полки на Кремль, заставили диктатора инспирировать «дело о военнофашистском заговоре» и казнить Тухачевского, Якира, Блюхера (того, правда, строго говоря, не казнили, а забили насмерть на следствии) и сотни других командармов и комдивов, комкоров и комбригов, в чьей лояльности в тот момент еще не было никаких оснований сомневаться. Остались только проверенные «конармейцы» – Ворошилов и Буденный, Шапошников и Тимошенко, у которых, как полагал Сталин, опасных амбиций в случае победы не возникнет.

Гитлер же, готовясь ко Второй мировой войне, опасался, что «старые партийные борцы» – лидеры военизированных формирований, которые, по их замыслу, должны были стать основой новой массовой армии, в случае успешного реванша пожнут основную славу и оттеснят его от реальных рычагов власти, а то еще и устроят путч. Перед тем как начинать широкомасштабное наращивание вооруженных сил и вооружений, фюреру необходимо было избавиться от потенциальных конкурентов. И конкуренты внутри партии казались ему более опасными, чем генералы рейхсвера. Гитлер знал, что германский офицерский корпус в своем подавляющем большинстве жаждет реванша, грезит о возвращении, о соединении в одно государство «разделенного народа» и потому не будет препятствовать деятельности национал-социалистов не только по возрождению военной мощи, но и по ее применению против тех, кого Версальский договор зачислил в страны-победительницы. Главное же, только у офицеров и генералов рейхсвера был настоящий военный опыт по организации и руководству большими соединениями войск, по сколачиванию штабов, тогда как Рем и его товарищи в кайзеровской армии в лучшем случае были лишь младшими офицерами. Фюрер заботился о том, чтобы получить в свои руки как можно более качественный инструмент агрессии, который мог дать ему фон Сект, а не Рем. Конечно, потом, в случае победы, кто-то из генералов и маршалов мог бы представлять немалую опасность для Гитлера, если бы в какой-то миг возомнил, что является самым подходящим вождем для германского народа. Но это был неизбежный риск, с которым приходилось мириться. Менталитет немцев, равно как и расовая теория национал-социалистов жизнь соотечественников ценили дороже всего, тем более что по численности населения Германия далеко уступала потенциальным противникам, и прежде всего Советской России. Поэтому не только для целей пропаганды, но и на самом деле война мыслилась Гитлером, другими лидерами нацистов и руководством армии молниеносной и с относительно небольшими по сравнению с потерями противников потерями для вермахта.

Учитывал Гитлер и традицию германского корпуса держаться подчеркнуто вне политики и не играть непосредственной роли. Даже неудачный капповский путч был предпринят добровольческими корпусами не для установления военной диктатуры, а для передачи власти политикам крайне правого толка. Но бонапартов, захватывающих власть для того, чтобы тотчас передать ее политикам, в истории не бывало. Поэтому до поры Гитлер был спокоен, надеясь, что германские офицеры будут верны присяге и традициям. И, по сути, только безвыходное положение Германии побудило ряд генералов и полковников вермахта в конце концов предпринять отчаянный путч в призрачной надежде смягчить условия капитуляции.