Владимир Воейков - С царем и без царя

К чаю, завтраку и обеду все собирались в большой царской столовой на верхней палубе. Приглашались кроме особ свиты командир яхты капитан Зеленецкий, по очереди по нескольку офицеров яхты и местное военное и морское начальство. Государь выезжал утром и днем на паровом катере на смотры судов, а 29-го был на закладке большого сухого дока, названного «док императора Николая II».

В вербную субботу царская семья была у всенощной на «Штандарте», а на следующий день, после обедни и завтрака, яхта снялась с якоря и пошла на Ялту.

Во время перехода четыре контрминоносца, только что законченные постройкою в Николаеве, прошли мимо «Штандарта», который шел уже в открытом море своим полным ходом 18 узлов; а так как контрминоносцы шли от 30 до 36 узлов, то казалось, что «Штандарт» стоит на месте. Погода была дивная. Через четыре часа «Штандарт», пройдя мимо Ливадии, начал входить в ялтинскую бухту, где ошвартовался у мола, на котором для встречи Их Величеств находились почетный караул и начальство всех местных ведомств.

Сойдя со «Штандарта», государь и императрица с наследником проследовали в парной коляске по набережной Ялты в новый Ливадийский дворец. По традиции впереди экипажа Их

Величеств ехал верхом типичный старый татарин в расшитой золотыми галунами куртке и характерной маленькой плоской черной барашковой шапке.

Во втором экипаже — четырехместной плетеной коляске — ехали четыре великие княжны, а за ними я с обер-шталмейстером Гринвальдом; последний всю дорогу волновался, боясь, что шумные овации, которыми местная публика встречала царскую семью вдоль пути следования, напугают лошадей и они понесут. Его опасения были не совсем напрасными — наша пара начала подхватывать, и бородатому вознице пришлось напрячь все силы, чтобы не влететь дышлом в коляску великих княжон. Закончилась его борьба с буцефалами только на подъеме шоссе при выезде из Ялты.

Это мне напомнило следование за государем во время полтавских торжеств, когда я был назначен сопровождать Его Величество как потомок одного из участников Полтавской победы Петра Великого. При поездке на какую-то могилу я был, кажется, в десятом экипаже за коляской государя. Поставленные шпалерами вдоль пути следования войска приветствовали своего державного вождя таким дружным «ура», что пара серых жеребцов моего экипажа понесла и остановилась, только обогнав коляску государя, который, улыбаясь, крикнул: «До свиданья!»

На въезде во дворец царскую семью встретили хлебом-солью низшие служащие Ливадии, чем и закончились церемонии по случаю приезда царя с семьей на жительство в Крым. Я отправился в свое помещение, находившееся в бельэтаже кавалерского дома окнами на море. Квартира моя была общего типа квартир особ свиты: небольшая прихожая, большая гостиная, служившая и рабочим кабинетом, с балконом на море, спальня, ванная и комната для камердинера. Окна южного фасада кавалерского дома выходили в парк, спускавшийся до самого берега моря. В комнаты врывался аромат весенних цветов, покрывавших деревья и кусты. Какой мизерною мне теперь показалась весна на Французской Ривьере, которой я некогда сильно восторгался.

Проходить из кавалерского дома во дворец нужно было мимо отдельно стоявшей небольшой церкви, соединенной крытым ходом с дворцом. В этой церкви совершались богослужения всю страстную седмицу духовником Их Величеств — отцом Александром Васильевым.

Царская семья и большинство лиц свиты говели и приобщались в великую субботу. Церковная служба благодаря великолепному пению придворной капеллы отличалась трогательной благоговейностью.

Я забыл сказать, что при переезде в Ливадию кроме императорского поезда следовал по тому же расписанию так называемый свитский — на час раньше или на час позже императорского. В этом поезде находились высшие чины различных управлений министерства двора, командированные в Ливадию на время пребывания Их Величеств. Для гофмаршальской и придворно-конюшенных частей, для конвоя, чинов собственного Его Величества сводного полка, дворцовой полиции и чинов охранной агентуры было еще несколько поездов. Чины охранной агентуры везли с собою часть команды полицейских собак для несения службы на постах вокруг ливадийского парка.

Вагон с собственным багажом Их Величеств в этот раз был в одном составе поезда с вагоном для собак, пищу которым готовили на маленькой плите, случайно оказавшейся в багажном вагоне. По недосмотру чемоданы государя, поставленные вплотную к железной трубе кухни, загорелись, и большая часть находившегося в них платья и белья Его Величества была совершенно испорчена. Дошло это до моего сведения только в Ливадии, когда государь позвал меня, чтобы показать, в каком виде доставлены его вещи.

Произведенное расследование обнаружило, что виноват был помощник камердинера Его Величества, которому была поручена перевозка багажа.

Государь обратился ко мне с просьбою принять меры к тому, чтобы при следующих путешествиях вещи его не жгли. Сказано это было добродушно, в шутливом тоне.

Анна Вырубова.

В Крыму в список лиц свиты, сопровождавших Их Величества, была внесена также и A. A. Вырубова, которой было отведено помещение в нижнем этаже дома министра двора. Ее личная дружба с императрицею послужила темой для такого обилия сплетен и пересудов, что невольно приходится о ней говорить.

В великосветском обществе существовало убеждение, что ко двору могут быть приближаемы только носители некоторых фамилий, а остальные, хотя бы и принадлежали к родовитому дворянству, права этого не имеют.

В виде примера приведу следующий случай: в первые годы царствования, когда императрица, еще не посвященная в условности придворной жизни, захотела петь дуэты с одной дамой, подходившей ей по голосу, такое невинное развлечение вызвало столько толков, что государыня, стеснявшаяся по застенчивости настоять на своем, была вынуждена прекратить эти приглашения. Не менее разговоров вызвало и решение императрицы назначать на дежурства при ней молодых девушек, имевших придворный шифр. Шифр этот давал звание городской фрейлины и право пожизненного приезда ко двору и после замужества, независимо от положения мужа. В числе таких дежурных фрейлин была и A. A. Танеева, впоследствии Вырубова, дочь статс-секретаря главноуправляющего собственной Его Величества канцелярией; мать ее была родом Толстая, дочь одного из любимых императором Александром II флигель-адъютантов.

Когда государыня пожелала приблизить к себе A. A. Танееву, пошли бесконечные толки, подкладкою которых, конечно, была зависть.

Отношения Ее Величества к Танеевой постепенно перешли в дружбу, и она стала к царской семье гораздо ближе штатных фрейлин, которые ей этого никогда не могли простить. Так как положение Танеевой не было предусмотрено придворными штатами, ее приближение к царице дало повод открыто возмущаться нарушением этикета. Императрица этого взгляда не разделяла, находя себя вправе приближать кого хотела, и на все предложения дать Танеевой официальное положение при дворе отвечала: «Оно у нее есть — она моя подруга» . Придворные интриги против Танеевой не достигали вначале цели, так как по свойству своего характера императрица всегда поддерживала тех, кто терпел от завистников из-за благорасположения к ним царской четы. Черта эта, конечно, встречается очень редко у великих мира сего; но, к сожалению, ею часто злоупотребляли люди, совершенно не заслуживавшие внимания царицы. Дружба императрицы с Танеевой постепенно крепла; а ее неудачное замужество с моим троюродным братом — A. B. Вырубовым — еще более содействовало их сближению.