Оскар Шервин - Шеридан

Я буду звать тебя моим Горацио — этим именем ты сам называешь себя в своем чудесном стихотворении. Так пиши же мне, мой милый Горацио, и уверь меня, что ты так же искренен и постоянен, как я.

Рука у меня сейчас так дрожит, что я с трудом держу перо. Только что в комнату ко мне заглянул отец, и я едва успела спрятать письмо за зеркало. Слава богу, он не заметил, в каком я состоянии... До свидания. Боже мой, я так...»

(При нашем глубочайшем уважении к мисс Линли и восхищении ею мы не можем не отметить, что привычка датировать свои письма не принадлежала к числу ее многочисленных достоинств.)

В несколько ином тоне: «Бессовестный, ты заставляешь меня бодрствовать до глубокой ночи и писать тебе всякую ерунду, тогда как сам не написал на этой неделе ни строчки в ответ. Право же, дорогой, ты настоящий тиран! Не подумай только, что я стала бы писать, если бы это не доставляло удовольствия мне самой. По правде говоря, любимый мой, я только и бываю счастлива, когда вижусь с тобой или пишу тебе. Почему ты так быстро сбежал сегодня? Хотя я и не могла открыто наслаждаться твоим разговором, мне было так отрадно быть совсем рядом с тобой. Как только ты покинул меня, я бросила карты, так как не могла больше сосредоточить внимание на игре...

Когда мы с мамой были в гостях у мисс Роско, говорили главным образом о тебе. Мисс Р. сказала, что, по ее убеждению, мы с тобой должны пожениться. Больше того, по ее словам, буквально все считают, что мы поженимся не позже, чем через месяц. Боже ты мой, подумать только! Да благословит тебя господь, дорогой мой, любимый мой. Устала и ложусь спать. Только одно могло бы прогнать сейчас весь мой сон — твое присутствие... еще раз до свидания...

Стоя на коленях, полураздетая, снова донимаю тебя своими глупостями. Разве можно допустить, чтобы листок остался недописанным? Хотя что еще приписать, сама не знаю: я почти исчерпала весь запас новостей, который накопила за нашу долгую разлуку. Пиши мне, лентяй ты этакий; я настаиваю, даже требую, чтобы ты писал. Неужели так трудно черкнуть мне несколько строк? Письмо для меня ты мог бы передать все тем же способом. Сестра сердится, что я никак не улягусь, но, хотя я совсем застыла, мне сейчас приятнее стоять в такой позе и мерзнуть, выводя эти строки, чем нежиться в самой теплой постели во всей Англии...»

Тем временем злодей нашей драмы не сидит сложа руки. Он бомбардирует своего молодого соперника письмами оскорбительного содержания и внезапно появляется в Бате. Приезжает он в сопровождении соседа-ирландца Уильяма Барнетта, который настойчиво уговаривает его смыть позор с помощью новой дуэли. Барнетт передает Шеридану предварительный вызов и предлагает ему поставить свою подпись под текстом отчета об их предыдущем поединке в интерпретации Мэтьюза. Шеридан не только отказывается подписать этот текст, но и с негодованием опровергает версию Мэтьюза в письме к капитану Найту. После отказа Шеридана подписаться под этой бумагой дуэль становится неизбежной. Она назначается на среду 1 июля 1772 года.

Ничто не препятствует поединку. Шеридан-отец отбыл в Лондон, чтобы снарядить Чарлза в путешествие к берегам Швеции. Мисс Линли в отъезде: она выступает в Честере, Кембридже и Оксфорде. Шеридан по-прежнему получает от нее письма, полные любовных сетований. «С самого моего приезда сюда я нигде не бывала. Какое будет счастье снова вернуться в Бат. Невозможно передать, как я соскучилась по тебе, как хочу тебя видеть и задать тебе тысячу вопросов. О, дорогой мой Горацио, я много всякого передумала за время своего отсутствия, но, когда я вернусь, радость возвратится ко мне. Может, я увижу тебя очень скоро после того, как ты получишь это письмо. А пока прими заверения в самых нежных моих чувствах и оставайся таким же постоянным, каким ты был до моего отъезда. Молю бога о том, чтобы я снова смогла обнять моего Горацио и убедить его, сколь искренна любовь его Элизы».

(В полном соответствии с духом комедии это письмо лежит у Шеридана в кармане на рассвете того летнего утра, когда он направляется на поединок со своим недругом. Кроме того, на груди у него висит медальон с миниатюрным портретом мисс Линли.)

Картина пятая. Гостиница «Белый олень» и Кингсдаун-хилл. 1 июля, три часа утра. Шеридан, сопровождаемый капитаном Помьером, молодым неопытным офицером, встречается с Мэтьюзом и Барнеттом в гостинице «Белый олень», откуда они на почтовых каретах едут в уединенную местность Кингсдаун-хилл. Мэтьюз хочет стреляться на пистолетах, а Шеридан стоит за дуэль на шпагах. Высказываясь за пистолеты, Мэтьюз обосновывает свой выбор тем, что он боится повторения неджентльменской драки, к которой свелся предыдущий поединок. Шеридан запальчиво возражает. В конце концов в качестве оружия поединка выбраны шпаги.

Мэтьюз первым обнажает шпагу. После трех выпадов с поочередными атаками и ответными нападениями противники сближаются. Шеридан, повторяя тот же прием, который он применил во время прошлой дуэли, бросается на Мэтьюза и пытается завладеть его шпагой. Мэтьюз встречает противника острием шпаги, но в последовавшей рукопашной схватке его шпага с треском ломается. Тогда Мэтьюз хватает Шеридана за правую руку, которая держит шпагу, ставит ему подножку, и оба падают. Поначалу преимущество на стороне Шеридана: он наносит Мэтьюзу удары шпагой, пока она не сгибается. Но, по мере того как противники, переворачиваясь, скатываются по склону холма, преимущество переходит к тому, кто старше и сильней, и Мэтьюз оказывается наверху. Он колотит рукояткой своей сломанной шпаги Шеридана по лицу и наносит ему резаную рану на шее обломком клинка длиною в шесть-семь дюймов, который после одного из ударов вонзается глубоко в землю. Тогда Мэтьюз заносит над Шериданом отломившееся острие шпаги и требует, чтобы тот просил пощады. Юноша возмущенно отвергает это требование. Ему удается вырвать у Мэтьюза свою согнутую шпагу, сделать выпад и легко ранить противника в живот. Но тут наступает критический момент. Шпага Шеридана тоже ломается в каких-нибудь четырех дюймах от рукоятки, наткнувшись на подобие кольчуги под одеждой Мэтьюза. Шеридан поднимает свою правую руку, показывая, в сколь бедственном положении он оказался, и одновременно прикрываясь от ударов. Рука глубоко рассечена. Помьер предлагает остановить поединок, но Барнетт не соглашается. В этот миг Мэтьюз неожиданно выдергивает из земли свое зазубренное оружие и, свирепо набросившись на Шеридана, наносит ему не меньше двадцати-тридцати ударов. (Изрыгая при этом чудовищные проклятия.) Лишь пять ударов достигают цели, нанося Шеридану поверхностные раны, главным образом в шею. Остальные удары Шеридан отражает рукой, так что обломок клинка лишь пробивает его кафтан, не проникая дальше. Один раз клинок Мэтьюза, вонзившись Шеридану в грудь, вдребезги разбивает медальон (портрет мисс Линли находят после в луже крови), в другой раз удар клинка приходится Шеридану в живот. Бой приобретает явно неравный характер, и до секундантов наконец доходит, что они должны что-то предпринять.