Бернгард Куглер - История крестовых походов

Между тем дворянство в центре и на севере Франции также взялось за оружие и в разных провинциях группировалось вокруг выдающихся предводителей. Из этих последних должен быть назван прежде всего Гуго Вермандуа, брат короля Филиппа, знатный рыцарь в полной силе лет, которого, благодаря его высокому происхождению, многие считали уже будущим властителем Востока. Но мало-помалу он оказался слишком незначительным по уму и характеру, чтобы действительно иметь возможность приобрести корону. Рядом с ним отличался вначале богатством, щедростью и достоинством граф Стефан Блуаский и Шартрский в такой мере, что остальные государи в Азии некоторое время ставили его главным предводителем войска, но в конце концов своим тщеславием и непостоянством он навлек себе самую дурную славу. Лучше его был герцог Роберт Нормандский, по крайней мере в том отношении, что своим неутомимым мужеством он доказал свое норманнское происхождение. Впрочем, и о нем нельзя сказать много хорошего потому, что преданный наслаждениям, он мало доступен был более высоким стремлениям. На родине ему приходилось переносить постоянную вражду от своих братьев, короля Вильгельма II английского и принца Генриха, а также от непокорного дворянства своей страны. Поэтому воззвание к крестовому походу явилось для него желанным поводом уйти от неприятных отношений. Не имея средств, он с беззаботным легкомыслием тотчас заложил королю Вильгельму за 10.000 марок серебра всю свою землю, вооружил своих собственных людей и с радостью увидел, что множество нормандских и английских вельмож также доверилось его предводительству. Наконец, граф Роберт II Фландрский, сын старого иерусалимского пилигрима графа Роберта Фризского, был, несмотря на домашние стеснения, достаточно богат и силен, чтобы собрать значительное войско; но он был мало способен для предводительства, потому что в сущности умел только с необычайной силой владеть мечом и копьем.

Фландрское ополчение распространилось уже от Франции до немецкой империи. Но здесь для большого круга рыцарей еще более притягательную силу, чем граф Роберт, представлял герцог Нижней Лотарингии Готфрид Бульонский. Родителями его были Евстахий, граф Бульонский, и Ида, сестра герцога Горбатого Нижне-Лотарингского, верного друга императора Генриха IV. Отец и мать вели свою родословную от Карла Великого; дядя был очень привязан к своему молодому племяннику и сделал его своим наследником. Кроме того, император Генрих уже давно передал ему Антверпенскую марку, позднее (1089) сделал его герцогом Нижней Лотарингии, и таким образом в Готфриде соединились знатное происхождение, значительные владения и одно из высших государственных достоинств, что и обеспечило ему видное положение. Герцог всегда был бодрым воином, благочестивым, храбрым и деятельным, во многих небольших делах, где был замешан его личный интерес, напротив, великие споры того времени, а именно борьба императора и папы интересовали его довольно слабо. Когда до него дошла весть о крестовом походе, он добыл себе от императора разрешение принять в нем участие, заложил часть своих владений и собрал сильное войско с помощью своих родственников и при наплыве лотарингцев и некоторых немцев с правого берега Рейна.

Таким образом Готфрид был одним из значительнейших крестоносных государей, и своей достойной личностью, а также и могуществом возвышался над многими из своих товарищей. Но позднейшая выдумка прибавила еще другое. Потому что, когда герцог по окончании крестового похода получил в Иерусалиме величайшие почести, то возбужденная фантазия современников требовала, чтобы и предшествовавшая история героя была окружена всевозможною красотою и блеском. Тогда происхождение его стали возводить к самому идеальному образу благородного рыцарства, к так называемому Рыцарю Лебедя, о котором главным образом рассказывали лотарингские саги; его будущее было уже предсказано его матерью, и он сам совершал всякие возвышенные и славные дела, защищал невинность, уничтожал антикороля Рудольфа Рейнфельдского, взял приступом Рим, служа своему императору. Так был он приготовлен и призван самим Богом стать настоящим предводителем христиан в их праведной цели в освобождении Святого Гроба.

Все это принадлежит саге. Значение Готтфрида среди крестоносцев основывалось только на вышеприведенных обстоятельствах и никогда не развивалось, настолько, чтобы его можно было считать главою всего войска. Надо только заметить еще, что герцогу посчастливилось идти в поход вместе с некоторой частью очень даровитых родственников и друзей. Правда, из двух сопровождавших его братьев Евстахий, сколько нам известно, был только храбрым рыцарем, зато тем более выделялся другой, Бальдуин. Высокий ростом, с импонирующим характером и предприимчивостью, он почти с самого начала крестового похода играл значительную роль и позднее с честью носил корону иерусалимского государства. Племянник Готфрида, Бальдуин младший, сын графа Гуго Ретеля, принадлежал в сущности также к этому кругу, хотя часть крестового похода он сделал не под лотарингскими знаменами. После смерти Бальдуина I он стал его преемником на иерусалимском престоле и приобрел там не меньше заслуг, чем его предшественники.

В то время, как Франция и часть Германии приготовились к священной войне. Италия также не отставала, и здесь выступил на первый план князь, который должен был приобрести влияние больше всех остальных на организацию крестового похода, — Боэмунд, старший сын Роберта Гюискарда. Этот норманн вел жизнь до этого времени исполненную превратностей. Его отец был женат два раза, сначала на своей родственнице Альбераде, а затем на прекрасной и героической принцессе Сигельгайте Салернской. Боэмунд, сын менее знатной Альберады, несмотря на Сигельгайту и ее сына Рожера, мог все-таки при жизни Роберта Гюискарда играть значительную роль, а именно в известной большой войне с императором Алексеем (1081–1085) он был одно время предводителем норманнского войска в Византийской империи, но когда умер отец, он после бесплодного сопротивления должен был уступить господство в южной Италии сводному брату и удовольствоваться незначительным княжеством Отранто. Но его помыслы были направлены на более высокие цели. Он чувствовал силу, подобно предкам, завоевать себе в далеких странах сокровища и корону. Его железное сложение способно было выносить всякие трудности, смелостью духа он не уступал никому из сотоварищей, трезвым и ясным пониманием земных отношений он превосходил их всех. Благодаря войне с Византией, он рано приобрел стремление на Восток, которое с тех пор различным образом поддерживалось сношениями с Востоком итальянских купцов, особенно жителей Амальфи. Он знал положение тамошних государей и народов городов и государств, и решил сообразно с этим принять свои меры. Когда крестовый поход привел в движение римское христианство, он почувствовал, что час его настал, и озабочен был только тем, что не имел достаточно средств самому выставить несколько значительное войско. Но он и здесь нашел себе выход. Когда отдельные крестоносные толпы, шедшие с севера, дошли до южной Италии и когда в его соседстве уже там и сям проявилась охота принять участие в священной войне, тогда он вступил в переговоры и с этими толпами и с местными господами и достиг того, что многие из них ему подчинились. И когда затем разразилась сильная вражда между амальфийцами и норманнами, когда все князья последних соединились на борьбу с могущественным городом, а рыцари напряженно прислушивались к известиям о возраставшем вокруг них крестоносном движении, тогда однажды в многочисленном собрании он воскликнул: «Бог этого хочет! Когда поднимается весь свет, я не хочу оставаться праздным. Я выступаю. Кто из вас, господа, принимает вместе со мною Крест Христов и последует за мною на борьбу за христианство?» Это была искра, брошенная в порох: они густыми толпами теснились, чтобы принять знак креста; и недолго спустя Боэмунд снаряжал войско, подобное мириадам Раймунда Тулузского и Готтфрида Бульонского.