Бернгард Куглер - История крестовых походов

Император Иоанн Ватацес был достаточно умен, чтобы в этих обстоятельствах на некоторое время предоставить совершенно не опасную «Романию» ее собственному неизбежному падению и сначала распространить свое господство в другие стороны. Он большею частию успешно покорил небольших греческих и франкских владетелей на берегу Малой Азии и на островах Эгейского моря. Кроме того, он напал на болгар, разбил их наголову и принудил уступить их новейшие фракийско-македонские завоевания. Наконец, он очень искусно воспользовался внутренними беспорядками владетельного дома в Фессалонике, принудил его, отказавшись от императорского достоинства, опять носить только титул деспота, а завладел самой Фессалоникой в ноябре 1246. Правда, один принц свергнутого императорского дома, Михаил II, побочный сын Михаила I, занял твердое положение в коренной земле своей династии, Эпире, но все-таки признал верховную власть императора Никеи.

После всего этого Иоанн Ватацес стал тем более могуществен, что он и на Западе располагал верными друзьями и союзниками. А именно, так как латиняне в Греческой империи главным образом пользовались покровительством римской курии, то главный ее враг, штауфенский император Фридрих II со своими людьми открыто и решительно стал на сторону властителя Никеи. Тем временем умер однако и Иоанн Ватацес 30 октября 1254 г., прежде чем ему было возможно опять вернуть старую столицу своей империи на Босфоре. Его сын и преемник. Феодор II Ласкарис, был, как его предшественники на никейском престоле, очень даровитый человек, он должен был прежде всего воевать с болгарами и эпиротами, которые поднялись против него тотчас после смерти его отца. Первых он скоро усмирил, но подавить сопротивление вторых он не мог, потому что, издавна болезненный, умер уже в августе 1258 г. Его сыну и преемнику было всего восемь лет, но в числе вельмож империи был очень знатный человек, честолюбивый и готовый на всякое насилие генерал Михаил Палеолог, который задумал сам довершить миссию дома Ласкарисов. Регентство, которое Феодор II оставил за своего сына было свергнуто и в январе 1259 года генерал вступил на императорский престол под именем Михаила VIII. Он тотчас хотел оправдать узурпацию военными успехами и двинулся против эпиротов. Эти последние выступили против него с значительными силами, так как деспот Михаил тем временем вступил в союз с значительнейшими франкскими владетелями в собственной Греции, с князем Вильгельмом Ахайским и — за уступку некоторых прибрежных городов — даже с королем Манфредом сицилийским. Но тем обширнее были последствия кровавой победы, которую одержал император Михаил в октябре 1259 г. при Пелагонии, в верхней области реки Черны. Войска деспота рассеяны; большая часть рыцарей Сицилии и Ахаи убиты и сам князь Вильгельм был взят в плен. Если после того деспот и мог еще удержаться в горах Эпира, то во всяком случае он был уже не опасен для императора Никеи; и тяжелое поражение, которое вместе с ним потерпели и латиняне, казалось как бы призывом не откладывать более нападение на Константинополь. Теперь для царственного города не оставалось уже никакого спасения, потому что в то время даже болгары и сельджуки были крайне истощены войной с монголами и внутренним междоусобием, а именно династическими распрями. Император Михаил понял необычайную выгодность своего положения и тотчас вооружился для решительного нападения на остатки Романской империи.

В 1260 году он переправился через Геллеспонт и взял почти все латинские местности до самой столицы. На следующий год Венеция с помощью франкского рыцарства в Пелопоннесе и на островах старалась собрать войско на помощь императору Бальдуину, в то время как Михаил, напротив, (по договору в Нимфее 13 марта 1261 г.) вступил в союз с Генуей, старой соперницей Венеции, и обещал генуэзцам такое же исключительное положение, какое до сих пор принадлежало на Босфоре гражданам Венеции, если генуэзцы за это поддержат его военной силой. Но еще прежде чем он получил помощь от этих союзников, участь Константинополя была решена. Летом 1261 года один никейский офицер, Алексей Стратегопул, находился вблизи большой крепости с небольшим отрядом, как говорят, только в 800 человек. Ему удалось завязать сношения с греческими жителями крепости и в ночь с 24 на 25 июля 1261 года проникнуть в город. На заре следующего утра он двинулся ко дворцу Бальдуина, который при известии об угрожающей опасности безумно и малодушно бросился в бегство. Латинские подданные императора попробовали защищаться и, конечно, могли бы еще победить неприятеля, если бы последний не поджег венецианских и франкских кварталов и этим искусно не увеличил страха и замешательства. Тогда все обратилось в бегство к берегу и в скором времени большинство латинян исчезло из Константинополя. Император Михаил сначала едва поверил, что этот огромный успех достался ему так легко, но несколько недель спустя, 15 августа 1261 г., он совершил тем более пышный и торжественный въезд во вновь возвращенную настоящую столицу своей империи. Император Бальдуин, ничтожное правление которого получило достойное завершение в этой жалкой катастрофе, стал вымаливать на Западе помощи, но уже не для поддержки, а для возвращения своей империи. Главным образом он обращался к королю Манфреду сицилийскому, а потом к его врагу и победителю, к жадному до приобретения земель Карлу Анжуйскому, который с удовольствием получил бы и восточную корону. Но все было напрасно! Латинская империя, была уже мертва, и ее нельзя было возвратить к жизни, и в октябре 1273 года Бальдуин II умер, как беглец, на итальянской земле.

Более утешительная, чем история франкских императоров в Константинополе, была история многочисленных государей в Пелопоннесе, Элладе и на островах Эгейского моря. Здесь особенно замечательны владетели (после 1260 герцоги) Афин и князья Ахайи. Господство первых основано было бургундским дворянином Отто де ла Рош зимою с 1204 по 1205 г. В Ахайе (т. е. Пелопоннесе), как выше было упомянуто, проложили путь младший Готфрид Вилльгардуэн и Вильгельм Шамплитт. Оба последние уже в 1205 г. своими победами над упомянутым Львом Сгуросом и его союзником, деспотом Эпирским, завоевали большую часть Пелопоннеса и после этого Шамплитт принял титул князя Ахайского. Но в 1209 году умерли Вильгельм Шамплитт и его племянник Гуго, и Готфрид Вилльгардуэн воспользовался случаем, который представляли ему эти две смерти, для того, чтобы захватить правление Ахайей в свои руки. Он управлял там еще до 1218 г. Затем ему наследовал его старший сын Готфрид II (до 1245 г.), а потом его младший сын Вильгельм (до 1278 г.). Все три Вилльгардуэна были даровитые люди, храбрые, с государственным умом и с большим пониманием в мирной деятельности. Они подчинили себе весь полуостров, покорив мало-помалу последние крепости греков, Коринф и Аргос, Навплию и Монемвасию. Они обеспечили свое господство постройкой многочисленных замков и больших крепостей, из которых в особенности приобрели большую славу крепкая Хлемуци, на крайнем западном пункте Пелопоннеса, и Мизитра вместе с Великой Майной, на отрогах Тайгета. Франкское рыцарство было поселено на прекрасных ленах, которые составились из прежних доменов византийских императоров и из земель, принадлежавших побежденным пелопоннесским вельможам, церковные раздоры, в которых и здесь не было недостатка, сдерживались по большей части твердою рукой; а низший слой греческого населения, который сохранил свои старые нравы и обычаи и должен был платить только издавна существовавшие подати, переживал лучшие времена, чем по крайней мере те, которые выпадали на его долю в последнее предыдущее время. При этих обстоятельствах страна не только очень скоро оправилась от беспорядков, которые произвело вступление французов, но в немногие десятилетия чрезвычайно расцвела. Земледелие, промышленность и торговля в одинаковой мере содействовали благосостоянию жителей, а кредит был так благоустроен, что «купцы и рыцари странствовали, не возя с собою денег, останавливались в домах кастелянов и по простой расписке получали достаточно денег». В лучшие времена князь, имея ежегодно более 100.000 червонцев чистого доходу, в своих гордых замках содержал такой блестящий и изящный придворный штат, что среди западноевропейского рыцарства не было конца его восхвалениям и Ахайя называлась «радостью латинян».